13
А перед самой посадкой на дозаправку в Новосибирске ко мне вдруг подошёл тот самый монах, которого я видел пару дней назад ораторствующим с крылечка дацана. Подошёл, взъерошил волосы на моей и без того лохматой голове и, улыбаясь, что-то спросил на непонятном языке. Впрочем, мне всяк язык, кроме трёх близкородственных славянских, на слух непонятен. Технический английский легко читаю с листа, но не более того, увы.
Встать, дабы оказать надлежащее почтение, мне помешал уже пристёгнутый ремень безопасности. Да и дядька не стал особо приставать, только поулыбался приветливо и двинулся дальше. Зато над креслом тут же наклонились двое из его многочисленной свиты и сразу обратились ко мне по-русски:
- Вы русский? Верующий? Православный? Вы знаете, с кем вы только что говорили? Кто с вами только что разговаривал?
Вопросы сыпались наперебой, а я, как мог, отбивался. Вас много, а я один! Конечно, заподозрить в лохматом, бородатом и заметно поддатом собеседнике собрата по вере им и в голову не пришло бы. Буддисту нечего прятать под волоснёй! Пришлось смиренно признаться, что я нехристь. И что долго считал себя вроде атеистом, а теперь пребываю по ряду исторических причин в сомнениях, так что, возможно, являюсь агностиком. Или креационистом. Ну не определился, не до того было! Не мне решать, во что я буду верить. Честно говоря, меня пуще всех прочих гносеологических вопросов занимал единственный, но в тот момент безмерно важный: удастся ли в Новосибирске выпить пива?
Короче, мне доступно объяснили: будь ты, парень, до сих пор атеистом, будь, как пытаешься нам тут соврать, агностиком, да хоть бы и христианином любой ориентации, отныне судьба твоя предопределена свыше: ты буддист.
- Ты только что удостоился обращения и прикосновения великого человека. Знал бы ты, что миллионы людей по всему свету всю жизнь мечтают хоть однажды, хоть издали его увидеть, а уж прикоснуться к его одеждам – об этом даже мечтать боязно. А с тобой он сам заговорил!
И повторно, только незаметно перейдя уже с “вы” на “ты”, как будто мы вдруг действительно стали огурцами из одной банки – оттого лишь, что меня только что самоуправно и не спросясь назначили в буддисты:
- Как ты думаешь, кто к тебе только что обращался?
- Да никак не думаю, потому что знаю.
Как же я мог не знать? Я видел его на фотографиях в местных газетах, а потом и живьём на террасе дацана. Да и перед посадкой в самолёт, когда нас, светских пассажиров, надолго заперли в накопителе, мы вынуждены были смотреть, как местное духовенство раскатывает перед ним до самого трапа, поданного отдельно, ковровую дорожку, а затем произносит неслышимые отсюда, но, по всему было видно, что задушевные прощальные речи.
Да, я знал этого человека. Дома я в тот же день похвастал встречей с ним вашей маме, так что она при случае не даст соврать. Вспомни, Серенький, с каким удовольствием ты играл в ванне разноцветной галькой, собранной на берегах Байкала. За неимением средств на более ценные сувениры, я тогда привёз полный карман этих бесплатных пёстрых камешков. Свете же очень понравился шикарно изданный в Финляндии фотоальбом с байкальскими пейзажами, прощальный подарок хозяев. Не знаю, куда впоследствии делся тот альбом.
Но если вдруг ваша мама, вообще крайне забывчивая во всём, что относится к эпохе нашей совместной жизни, и этот эпизод запамятовала, можете обратиться прямо к нему. Вы его, возможно, тоже знаете. Должны бы знать. Зовут его Тензин Гьяцо; он до сих пор жив и, надеюсь и молюсь об этом, проживёт ещё долго. Правда, всему белому свету этот немолодой усталый человек, изгнанник из Тибета, свыше полувека больше известен не по имени, а по титулу. Как Далай-лама Четырнадцатый. Не только духовный глава всех буддистов планеты, но и нынешнее земное воплощение того, кто, родившись принцем Сиддхартхой Гаутамой Шакьямуни, стал затем, достигнув абсолютного просветления, Буддой, так что теперь его именем называется одна из главных мировых религий.