21
Нет, один эпизод, сыгравший роль предупредительного свистка, я обязан вспомнить. Глупо заниматься пересказом газетных статей, вот я их и не пересказываю. Сами раскопаете, если станет интересно. Но здесь-то мы с Малышкой были свидетелями и участниками.
Обычно на всех приметных культурных мероприятиях партийно-комсомольская верхушка города занимала в зале первые ряды. Так было и теперь, когда весной 1989 года заезжий московский артист Максим Кривошеев начинал в радиозаводском ДК свой концерт, посвящённый памяти Александра Галича. Уже то, что на афише открыто начертано такое имя, говорило о многом. Только недавно власти перестали третировать ежегодный праздник, посвящённый недолго жившей здесь Марине Цветаевой, хотя и загоняли его попрежнему в окраинные залы.
Не жалею ничуть…
Множество песен Галича я давно знал наизусть, или хотя бы помнил, что слышал их раньше. Сашке Прокопчику, великому поклоннику Александра Аркадьевича, спасибо. Но эту слышать не доводилось. Лирический запев совершенно неизвестной мне песни “Опыт ностальгии”, которой Максим открывал концерт, мог, конечно, ввести в заблуждение, если бы не сменился вскоре разящими наповал строчками:
Обкомы, горкомы, райкомы
в подтёках снегов и дождей.
В их окнах, как бельма трахомы,
давно никому не знакомы
безликие лики вождей.
Первые два ряда партера, проявив идеологическую чуткость, недоуменно зашевелились, зашушукались, стали угрожающе приподнимать чиновные зады. Похоже, узнали себя, и картинка им не понравилась. А со сцены гремело – и стало вдруг до жути ясно, что отчаянному парнишке эту песню не допеть. Что микрофон сейчас отключат, а певца уведут “разбираться”. Открытый враг Системы и её изгнанник Галич – это ж вам не обласканный властью Райкин. Это даже не Высоцкий с его рискованным, однако всё же дозированным вольномыслием! Но и у Галича я таких страшных в своей откровенной ненависти строк раньше не слышал:
Как каменный лес, онемело
стоим мы на том рубеже,
где тело как будто не тело,
где слово не только не дело,
но даже не слово уже!
А в первых рядах уже был, похоже, сверхоперативно выработан консенсус, и чем-то сильно друг на друга похожие, вот именно что безликие дяди со своими нарядно одетыми в заграничное тётями дружно выбрались в проход и цепочкой оскорблённо потянулись к выходу. Конечно, не надо быть шибко умным, чтобы понять: свершилось! они уже ничего не смеют; они проигрывают. Но только круглый, то есть подобный мне, идиот, мог позволить себе безответственно, скоропалительно и самонадеянно возрадоваться: наша взяла!..
Чья “наша”?..
Свободное копирование
