6
“…но не очень ли скандальными мы становимся?..” – эту царапнувшую меня фразу из Светиной записки я ещё раз вспомнил, когда, уже разжалованный и смещённый, праздновал вместе с родителями Светы Маленькой Катюшкин день рождения, первую годовщину. Девочка, получив в подарок огромную куклу из братской тогда, а ныне вообще не существующей страны ГДР, никак не могла поверить такому счастью, и только ошалело повторяла: “Куколка Соня… куколка Соня!” Женщины, слегка посплетничав, уткнулись в телевизор, а мы с тестем засели в кухне курить, играть в шахматы и рачительно допивать недопитое за ужином.
- Я ведь не сразу стал врачом, – рассказывал мне Анатолий Сергеевич доверительно и назидательно, – я сначала на юридический пошёл, а потом уж в медучилище. Света школу заканчивала, а я – медицинский в Ярославле. Так вот, первое время после института мне не больно-то доверяли. Но, когда пришлось участвовать в консилиумах, я один раз выразил особое мнение, потом другой… А вскоре вскрытие подтверждало: Леньшин прав; больного не так и не от того лечили. Вот как довелось зарабатывать авторитет.
Выпили мы с ним не сказать чтобы слабо. Достаточно, чтобы я традиционно забыл о политкорректности и “полез в бутылку”. Я и до того примерно знал, насколько разнятся наши с ним представления о многих явлениях этого мира, но какое мне дело до его мировоззрения, хоть оно и разительно не совпадает с моим? Ну и пусть в каждой голове шебуршат свои персональные тараканы! Только не учите меня жить, как живёте вы, я к такой учёбе всё равно категорически невосприимчив.
Короче, я привычно “полез в бутылку”:
- И Вы допустили, чтобы дошло до вскрытия? Знали, как спасти человека, и не воспротивились большинству, не убедили авторитетов? Имели убеждения, но не стали отстаивать их? В итоге пациенты померли, или как? Да, понимаю, что в Вашем положении настаивать на чём-либо было трудно. Да, у Вас пока ни опыта, ни репутации. Но разве в этой жизни имеет смысл делать только то, что не вызывает затруднений? “Легко только “Извораш” пить”, – так, помнится, говорили знакомые молдаване о своём любимом вине, самом популярном тогда. Но Вы же были убеждены в своей правоте? Так почему же не руководствовались своими, в данном случае профессиональными, убеждениями? Зачем они тогда нужны и чего стоят, такие убеждения?
- Ну вот скажи, кто ты теперь? – это был косвенный, щадящий, как бы касательный ответ, он же вопрос, человека не только знающего, но и мудрого. – Потерял хорошую должность, демонстративно цепляясь за эти самые убеждения – и что дальше? Как ты теперь собираешься употребить свои высшие ценности? У тебя семья, обязательства перед семьёй, а получаешь ты теперь втрое меньше прежнего. А кто и за что даст рядовому инженеру квартиру?
Он был на сто процентов прав: да, втрое; да, никто не даст. С шестисот-семисот рублей до жалких ста восьмидесяти – огорчительный перепад. Боюсь, ему и в голову не приходило, что убеждения можно употребить на что-нибудь ещё. Что непутёвый зять упрямо считает: он ими не для того в течение жизни обзаводился, чтобы в подходящий момент выгодно конвертировать в житейские блага – пусть даже это будет такое высшее из благ, как квартира.
Он был на сто процентов прав. И, повидимому, не допускал, что на этом свете может существовать какая-то другая правота.
* * *
Знакомый философ, которого я периодически истязаю выбранными местами из моих записок, как-то заметил:
- Слушай, Коржов, почему-то я ловлю себя (и тебя) на мысли о том, что у тебя не жизнь, а непрерывная череда конфликтов. Уже после “Младенчества” ты как будто нижешь их, один за другим, как воблу на шнурок. Похоже, что с удовольствием. Тебе что, больше рассказать не о чем? Откуда это в тебе?
- Вот хорошо, что напомнил. Да оттуда, из детского садика! Согласись, всё, что проявляется в нас потом, приходит если не от родителей вместе с генами, то из младенчества. Там, в садике, у нас была такая забавная игра. Рассаживают мелкоту вдоль стены на стульчиках в рядочек, а у противоположной стены – тоже ряд стульчиков, только их на один меньше. Надо по команде бежать туда и сесть. Одному стула не хватает, он отходит в сторону. Бежим назад; там, естественно, убрано два стула… Так и бегаем туда-сюда (взад-назад, если использовать александровский диалект), пока не остаётся один малыш на единственном стуле. Он – Победитель, остальные – в разной степени неудачники. Лузеры.
Так вот, разве все наши взрослые игры не таковы? И разве игра не является наглядной моделью жизни?
- Может, оно так и есть. Но зачем, однако, столько страстей на ровном месте? Не растратишь ли ты их преждевременно по пустякам?
- Я никогда не считал, в отличие от многих, что страсти убивают (или обедняют) душу. Не исключено, что душа – это в итоге всего лишь сумма страстей. Да и что считать пустяком? Это ж сугубо индивидуально.
Конфликт, как я понимаю, – это не только соль и перец жизни, это её плоть и суть. Содержание существования. Хочешь сказать, что я склочник – так и скажи, не разводи камасутру. Скажешь, в игре, в отличие от жизни, есть правила? Так они и в жизни есть. Только, как и в игре, нарушаются постоянно. Вспомни хоть знаменитый гол Марадоны, забитый рукой: судья не заметил, Аргентина – чемпион, Марадона – герой! Вот тебе и модель, вот тебе и собственно жизнь – собственно и непосредственно.
- И что же, по твоему в жизни ничего достойного, кроме конфликтов, нет? Может, в ней ничего больше нет? Предлагаешь исключительно солью с перцем питаться, что ли?
- Отчего же? Бывают, как в том же футболе, перерывы между таймами. Бывают тайм-ауты, как в баскетболе, например. Специалисты знают, что вовремя взятый тайм-аут может переломить игру. Но, заметь: во-первых, играть-то всё равно надо; во-вторых, игра без тайм-аутов – всё равно игра. А что такое сплошной тайм-аут, без игры? Помнишь мнение древних латинцев насчёт мореплавания?
- Конечно. “Navigare nesesse est…”
- Угу. “Плавать по морю необходимо”. Там ещё окончание должно быть. Я по латыни не помню, поскольку неуч, а по-нашему: “…жить не так уж необходимо”. Не так уж, пойми!
Свободное копирование
