30
В отличие от предыдущего лета, в этом сезоне я, вновь злоупотребив административным ресурсом, не отпустил Малышку в деревню – стряпухой в составе постоянной сенокосной бригады. Только однажды уступил просьбам и взял её с собой на выходной в луга – сена понюхать да грабельками легонько помахать. А уж о том, чтобы, как в прошлом году, в порядке насмешки загнать существо, не весившее и трёх пудов, на вершину стога с издевательским заданием утаптывать подаваемое снизу на вилах сено – о таких экзерсисах теперь и речи быть не могло.
Когда мы вошли в вагон метро, молодая женщина, сидевшая у двери, вдруг поднялась, чтобы уступить Свете место. Ясновидящая, что ли? И моя спутница, мгновенно покраснев – да так густо, как ни до того, ни после краснеть не умела – благодарно приняла услугу. Имела право!
Несколько минут назад мы с ней покинули московскую платную клинику на Бауманской, где Малышка собиралась взамен денег получить ответ на свои больные вопросы: могу ли я? и если нет, то почему? и что делать? Анализы мы сдали в прошлый приезд, неделю назад.
Увы! Изучив результаты, светила ещё диковинной в те годы платной медицины вынуждены были признать, что в данном случае их наука бессильна – даже вне зависимости от нашей готовности платить. Что ей, медицине, остаётся только констатировать без всякого её участия свершившийся факт – и решительно отказать пациентке в помощи.
А факт состоял в том, что, как следовало из результатов анализов, три недели назад, вечером тридцатого мая, в моей холостяцкой угловой комнате на седьмом этаже молодёжного общежития состоялось таинство зачатия твоей, Катюша, жизни. Нет, вру. Про номер этажа, тип общежития, имя и пол будущего младенца анализы ничего не сообщали, так же, как и о личности будущего отца. Это я вскоре реконструировал все обстоятельства желанного события, что было совсем нетрудно: до тридцатого мы со Светой долго не встречались из-за дурацкой ссоры, а назавтра после тридцатого возвратились в это обычное для наших отношений состояние.
Ну не поразительная ли точность попадания?! Возможно, впрочем, что твой, Катёнок, будущий папа, широко известный в узких кругах своим скупердяйским пристрастием всегда и всюду бессмысленно сберегать любые ресурсы, решил и тут сэкономить – на этот раз на платном лечении. А может, Господь, в неизреченной милости своей, услышал, наконец, согласные молитвы двух нехристей, а меня всего лишь использовал в качестве подходящего инструмента.
И вот теперь я, непонятно с чего такой уверенный, нахально, без каких-либо сомнений-колебаний принялся пророчествовать: мы, наконец, зачали, как и мечтали, маленькую писклявую девчонку, из которой должна вырасти озорная, а может, даже и хулиганистая, но в любом случае весьма своенравная особа.
Только тебе, Катёнок, судить, насколько сбылся папин долгосрочный прогноз. Маме, которая в своём возрасте всё ещё охотно играла в куклы, он понравился. Для неё тогда ближе всего к идеалу был образ её любимой жаккардовой обезьянки Жакони. Даже твои чепчики и распашоночки пошиты были на Жаконю – и, разумеется, оказались поначалу велики. Как бы там ни было, с новой реальностью надлежало считаться. Обоим. Если не сказать: всем троим.