15
Для новых задач требуются новые инструменты. Вот тут-то настала пора вспомнить весь богатый негативный опыт, который я приобрёл, функционируя в системе НПК. С позитивным опытом было, как водится, хуже.
Вернувшись из летнего отпуска, я сразу попал под суровый партийный обстрел: цех катастрофически не справлялся с сенокосом. С этим шутить не полагалось; помощь горожан селу по тем временам считалась делом важнейшим, политическим. Так вот, именно на сенокосе я заметил, что моя во всех прочих отношениях замечательная молодёжь вообще не умеет напрягаться. Не умеет и не стремится. Всякая ерундовина – вроде, к примеру, общей цели либо чего-то ещё такого идейно заострённого, нисколько её не занимала. И косили, и сушили – только принятого колхозом сена не было, потому что или дождь помешает, или обедать пора, а то и календарный выходной случится исключительно некстати.
Тут было над чем задуматься, было о чём побрюзжать. Неужели люди настолько изменились, неужели в сегодняшних молодых никакими силами уже не разбудить такого, к примеру, весёлого и злого азарта, с каким мы упирались рогом в наших студенческих строительных отрядах?..
Ага, слово сказано. Что, если в качестве модели отношений принять всем когда-то понятные стройотрядовские отношения: мы сдаём заказчику объект под ключ, заказчик в ответ честно отстёгивает заранее оговоренную сумму? А уж поделить её мы постараемся так, чтобы всем, кто к тому способен, впредь самим понравилось упираться, а кто не способен или мечтает только о халяве, озаботились бы поиском богадельни. Хотя бы такой, что организована у соседей сверху – потому что здесь им жизни не будет, свои же заклюют.
Если в таком сравнительно простом деле, как сенокос, конечный результат не больно-то достигался, хотя надлежащие усилия вроде бы добросовестно прикладывались, то в сложном, высокотехнологичном производстве риск упустить искомый результат возрастал многократно. Хрупкая пластина за две-три недели должна пройти длиннющую, в сотню звеньев, цепочку обработок – и уцелеть в итоге, превратиться в исправные микросхемы.
Ни один работник не в состоянии произвести микросхему самостоятельно – нет, каждый выполняет свою операцию. Возможно, на плохо настроенном оборудовании? – Ну так он ни при чём, на то есть наладчик. Возможно, не особо стараясь соблюсти все режимы? – Так не поймали же за руку, можете свои подозрения заткнуть куда подальше. – Инженер должен был за всем этим внимательно проследить, а отклонения выявить и пресечь? – Но ему, простите, тоже всё до лампочки, потому что меньше оклада не заплатят, а будет ли прогрессивка – вопрос всегда трансцендентальный. А я, простой работяга, на сдельщине, “штуки” вырабатывать должен – и что мне, повеситься, что ли, если они в конце окажутся негодными?! Я-то при чём? Shut up or fuck off!
Меня начинает тошнить прямо на соседа при одном воспоминании о жутких последствиях применения в наших условиях индивидуальной сдельной оплаты труда. Этим изобретением развитой социализм не только бессовестно херит своего главного экономического идеолога Карла Маркса, который – не вполне, правда, самостоятельно – установил, что трудящийся продаёт своё время, каковое и является мерилом труда. Хуже: сдельщина, особенно применённая к сложному, высококвалифицированному труду, ставит работника в абсолютно безнравственное положение. Трудясь добросовестно, норму, сколько ни корячься, намного не перевыполнишь. Из этого прямые следствия: в семью принёс меньше, чем не столь щепетильный сосед, детей обездолил, жена корит. Значит, остаётся халтурить – а уж форм и методов халтуры придумано несчётно, за всеми хитростями изощрённого по этой части гегемона-пролетария не уследишь! В терминах сдельщины к нам за тот же, скажем, сенокос не прикопаешься. А что? Сколько положено, скосили. Всё, слава Богу, высушили. Потом, правда, дождём намочило, но мы снова высушили. Сгнило, опять же, много, так что скирдовать почти нечего. Но, понимаете, дождь-то с небес пролился, а не из наших рукавов; за это мы не отвечаем. Хотя, если кому угодно, можем гнилое заскирдовать…
Свободное копирование
