Через неделю они приезжают с коробкой шампанского в гости к швейцарским барышням. Сначала всё развивается благонамеренно. Потом появляется «красный Джонни». Потом Дитер, Гюнтер и Каспар. Немцы из Красного креста.
- «Дойчен зольдатен нихт цап-царап махен унзере медхен!»
Они забывают о времени. Забывают о Муе. Забывают обо всём. Пашка уходит куда-то с Женевьев. Федор рассказывает о жизни в Москве. Делится впечатлениями от «Мастера и Маргариты» на Таганке. Его кажется понимают. И кажется даже любят.
Появляется бутылка грушевой настойки «Сан-Вельямин». Истинно швейцарский напиток. Берегли его мамзели, как раз к чёрному казацкому понедельнику.
- Вотр санте, ма шери. Эскё ву вуле куше авек муа? Нон? Вуле ву, вуле ву, вуле ву дансе!
Танцуют рамвонг. Немцы лапают швейцарских барышень. Федор тоже. Не рыжий!
- «За нашим бокалом сидят комиссары и девочек наших ведут в кабинет».
Рассвет в четыре с полтиной. "Голова моя или не моя?" - с трудом думает Федор Где он? Осторожно скашивает глаза направо и налево. Он один в незнакомом номере на широченной кровати, под москитной сеткой. Натягивает джинсы. С трудом попадает в рукава рубашки. Во рту у него справили нужду сто кошек. Пошатываясь, выходит из номера. Здесь, кажется, замочили троцкиста Малькольма. Профессор, троцкист, призрак! – отзовись! Во дворе ни Муя, ни машины… И Пашки нет! Чёрный понедельник удался на славу.
«каждый день тебе даст десять новых забот
и каждая ночь принесёт по морщине
где ты была когда строился плот
для тебя и для тех кто дрейфует на льдине?»
(Илья Кормильцев - «Казанова»)
И протопал Федор пешочком под рассветным солнцем по пномпеньским тротуарам, не обращая внимания на визжащих под ногами крыс, до гостевой виллы на славной улице Самдех Пан. Добрался до заначенной возле кондиционера бутылочки пива «33» и вылакал её с наслаждением гашишина, попавшего к гуриям в райский сад. И пошёл он жаждой томимый к ближайшему перекрёстку, где толстая торговка продала ему за десятку американских долларов пять бутылок «33».
И встал Федор под тёплый душ из холодной воды, которой не бывает в городе Пномпене. Здесь всё очень тёплое. Водка, пиво, женщины! Вода под душем!
Часов в восемь утра, сидя на веранде, Федор увидел Муя на велосипеде. Конфиденциальный драйвер, он же персональный соглядатай доложил жалостливым голосом, что ночью его остановил вьетнамский патруль, ибо был комендантский час. Муя арестовали, машину тоже. «Совсем нас ГАИ не уважает!».
Потом Муя отпустили. Машину увезли. Куда? Как?
- Очень плохо, месьё Федор! Очень, очень плохо!
Федор протягивает Мую сто риелей за моральный ущерб. Спрашивает, что делать дальше?
- Дальше? Приедет Сомарин и доложит месьё Висало. Кто такой месьё Висало? О, месьё Висало – шеф кампучийского УПДК, ба-а-альшой человек! Любой вопрос решит.
В девять утра появляется на горизонте Павел. Бледнее бледной тени. Пьёт пиво с жадностью распятого на кресте раба. Потом приезжает Сомарин. Долго цокает языком. Уверен, он всё уже знает. Смеётся.
- Нет проблем, месьё Федор. Они сладкие?
- Кто?
- Швейцарские мадемуазели…
- Как шоколад!
Паша смотрит на Федора с нескрываемым ужасом.
Месьё Висало после подношения даров похлопотал, и машину им вернули. А может быть её и не арестовывали. Муй ведь великий хитрован. Они его в тот вечер забыли. Он им и устроил кузькину мать, чтоб чёрный понедельник действительно стал чёрным.
"… Моя маленькая забавная девочка из "Красного Креста". Ты не смогла понять, что я не любил тебя. Просто случился у нас с тобой чёрный понедельник, и ничего более" - думает Федор, глядя на набирающий высоту двухмоторный "дуг" с бортовой надписью "Уганда эйр карго". Через сорок минут он приземлится в Бангкоке.
- Адьё, ма фий!
Свободное копирование
