1/IX 65. Кончился, кончился роковой август.
В Переделкино я опять не поехала. Опять были сильные перебои, бессонная ночь, аритмия возобновилась с новой силой. Опять доктор и лежание.
Когда же я увижу деда?
Третьего дня вечером были у меня Саша и Изя[1].
Саша перешла в другой возраст. Грустна, серьезна. Ничего детского. Они привезли мне мои письма к Фридочке, мои рукописи, документы по делу Иосифа.
Саша спросила:
– Л. К., как вы думаете, что означает мамина фраза: детские дневнички – вам?
(Это мне сказала Фридочка, при Изе, накануне операции, в больнице: «если со мной что – детские дневнички вам»).
Эта фраза имеет, разумеется, только один ясный и точный смысл. Но я ответила:
– Мама знала, как я люблю эти Дневники – считаю их лучшим ее произведением… Вероятно она хотела, чтобы я была их шефом, их опекуном, что ли…
Затем я объяснила Саше и Изе, почему я так настаивала (вызвав к себе на днях Раису Ефимовну Облонскую) на скорейшей разборке архива.
Сильное впечатление: мои письма к Фриде.
Я хотела уничтожить их и половину уже спроворила в мусоропровод. А потом – зачиталась. Там множество фактов из моей и Фридиной жизни, которые я начисто забыла. (Я забыла свою жизнь…) И я сохранила их.
В папке множество документов для книги.
Радость: Фину приняли в Университет. И даже – колдовством Западова, вероятно – в какую-то интересную, не газетную, группу. С изучением шведского языка – что очень на руку, ибо Оскар Адольфович знает шведский и может ей помочь.
Сегодня начинается ее новая жизнь. Если бы ей повезло в товарищах и учителях! Если бы она приобрела дисциплину труда, вкус к работе.
А кругом дурные вести: в Ленинграде аресты молодежи. Ищут какой-то «Колокол», рукопись Гинзбург[2], пленки с песенками Галича… И доклад Агамбекова (экономический)[3].
Как глупо! Ведь прекратить переписывание уже нельзя. Не разумнее ли было бы напечатать?
Свободное копирование
