Местечко Бами было важно для Скобелева в том отношении, что здесь соединялись два пути. Один, шедший от Михайловского залива, по которому предполагалось строить железную дорогу и двигались верблюжьи транспорты с продовольствием. Другой путь -- Чикишлярский, по нему передвигались запасы, заготовленные на опорных пунктах еще за время прежних экспедиций. Чтобы с Чикишлярского пути попасть в Вами, нужно было перевалить через Копет-Дагские горы Бендесенским перевалом в четырех верстах от Вами.
В Бами мы расположились довольно удобно. Лагерь раскинулся по обе стороны ручья. Палатка командующего войсками была поставлена под тенью двух деревьев. Возле нее выкопали пруд, наполнили из ручья проточной водой и покрыли шалашом, так что генерал мог купаться во всякое время. Кроме этого пруда, среди лагеря были выкопаны еще два, один для офицеров, другой -- для солдат.
20-го июня, рано утром, выхожу из палатки, чтобы идти купаться, смотрю, доктор Студитский, состоящий при Скобелеве, собирается куда-то ехать верхом. Поблизости стоит, выровнявшись, конвой из 12-ти казаков. Доктор был еще молодой человек, очень симпатичный. Я был с ним в хороших отношениях. Он еще накануне целый вечер сидел у меня, рассказывал про свое житье-бытье в Москве, показывал карточку жены: он только что перед кампанией женился.
-- Куда вы, доктор? -- спрашиваю я, подходя к нему.
-- Да вот, в Бендесены еду, там надо освидетельствовать труп казака, которого вчера текинцы убили. И затем добавил шепотом, под секретом: -- Генерал думает, уж не наши ли джигиты его изменнически убили. Так вот, надо откопать и постараться найти пулю. -- Мы простились, доктор уехал.
На другой день утром опять иду купаться. Смотрю: генерал вышел из своей палатки с какой-то бумагой в руках, весь красный от слез. Завидя меня, он подзывает к себе и с грустью крикливо говорит:
-- А вы знаете, что Студитского убили! А!.. Каковы подлецы текинцы! Целая шайка напала, -- рассказывает он захлебывающимся от слез голосом. -- Затем добавляет: -- Я все-таки очень доволен, что при нем был конвой из 12-ти человек, это снимает с меня нравственную ответственность. Ну что делать, на войне несчастье со всяким может случиться. Казаки целый день отбивались, человек 20 текинцев убили. Ну разве это не герои, ну как же им не дать Георгиевских крестов? -- И Скобелев начал раздражительно ходить возле палатки и слезливо сморкаться в раздушенный носовой платок.
В тот же день мне привелось видеть то место, где был убит Студитский. Случилось это так. Через час после разговора со Скобелевым меня опять требуют к нему. Отправляюсь. Генерал сидел в палатке за маленьким столиком и чертил что-то карандашом на листе бумаги.
-- Вы, батенька, отправитесь сегодня же с ротой пехоты, одним орудием и с полусотней казаков в Бендесены для встречи транспорта, который идет из Хаджам-кала. Транспорт большой, с лишком две тысячи верблюдов. Я боюсь, чтобы на него не напали текинцы. Ведет его войсковой старшина Дьяков. Он, как старший, примет начальство над отрядом. Главное, обратите внимание в Бендесенах на командующие высоты. -- И при этих словах генерал берет со стола разноцветные карандаши и быстро набрасывает мне позицию Бендесен. Объясняет до мельчайших подробностей, как держаться против неприятеля, в каком строе, как сопровождать транспорт, отнюдь не растягиваться и т.д. Затем генерал приказывает мне получить от Гродекова предписание и отправиться.
Бендесенский перевал -- опасное место. Сотни скалистых горных вершин и гребней тянутся по сторонам дороги узким ущельем. Между ними вьются бесчисленные, едва-едва заметные тропинки, известные одним текинцам. Скалы изредка покрыты тощими, чахлыми деревьями, наподобие нашего можжевельника. Впоследствии я слышал от нашей охотничьей команды, которая здесь разгуливала для обеспечения пути, что в глуши ущелий есть большие лесные рощи, но сам я их не видал.
Был вечер. Когда мы подошли к Бендесенской долине, она была с версту ширины и покрыта густой зеленой травой. За долиной тянулись отроги тех же самых Капет-Дагских гор.
При выходе из ущелья я приметил влево от дороги, на откосе горы, маленькую пещеру. К ней вилась узенькая тропинка. Подъехав ближе, я увидел в скале неглубокую впадину, прикрытую с наружной стороны глиняной стенкой, в которой были устроены бойницы для ружей. Чтобы войти в пещеру, нужно было слезть с лошади. Дно ее было покрыто свежим конским пометом и ячменем. Здесь, очевидно, еще недавно были хищники. Не из этого ли, думаю, гнезда был убит казак? Бойницы из стенки глядели как раз на то место дороги, где его подстрелили.
Близ ущелья мы увидели транспорт, расположившийся на отдых. Войсковой старшина Дьяков с офицерами сидели в палатке и пили чай. Я представился им, выпил чашку чаю и затем спросил: не может ли кто указать мне место, где убит Студитский. Несколько офицеров предложили свои услуги, и мы пошли смотреть. Место стычки было как раз напротив того места, где остановился транспорт, саженей за сто.
-- Вот, ваше благородие, здесь дохтура убили, вот и кровь их, тут они и упали, -- объясняет мне низенький молоденький казак, с рыжими усиками, который, узнав, зачем мы шли, побежал вперед и, поднявшись саженей двадцать по крутой горе, остановился около двух больших камней.
-- Ты почему знаешь, разве ты был с доктором? -- спрашиваю я.
-- Так точно, -- отвечает казак. -- Они, ваше высокоблагородие, ничего, -- остались бы живы, потому здесь, за камнями, текинцам с нами ничего не поделать, -- да браниться стали нехорошими словами, кричать: -- Валяй их, таких-сяких! -- и захотелось им из-за своего камня, где со мной сидели, вылезть и перебраться вот за этот большой, где наши остальные сидели. Только приподнялись, как их тут наповал и убило. Только они и успели крикнуть: -- Братцы, жене моей кланяйтесь! -- за бок схватились и упали. -- У них, говорят, жёнка молодая осталась, -- сумрачно добавил казак вполголоса, очевидно, недовольный Студитским, что тот бранился и тем, по его мнению, накликал на себя беду.
Вершины камней, где скрывались наши, были покрыты бороздами от неприятельских пуль. Ясно было, что текинцы, близехонько засевшие, метили как раз в головы казаков, высовывавшихся при стрельбе. Но как ни отчаянно защищались казаки, они все-таки неминуемо погибли бы от утомления и недостатка воды, если бы в это время не подоспела на выручку рота солдат, возвращавшаяся из Вами в Хаджам-кала. Текинцы как только завидели роту, моментально скрылись.
Еще рассказал мне казак, что один из его товарищей в ту минуту, как уже им пришлось очень плохо, осторожно спустился с горы, ведя лошадь в поводу, вскочил в седло и понесся долиной в Хаджам-кала -- дать знать о случившемся. Пока текинцы опомнились от неожиданности, казак был уже далеко. Они бросились в погоню, долго гнались за ним, но тот благополучно ускакал. Не желал бы я очутиться в таком положении: споткнись конь, потеряй одно мгновение, и пропал, пощады не жди.
Я кругом обошел место этой стычки. На гребне горы, у самого ската, на твердой желтоватой почве, усеянной мелкими камешками, лежал убитый текинец; из простреленной головы вытекло много крови, и она запеклась на земле темным пятном. Белая мохнатая папаха валялась поблизости. Казак толкнул труп ногой, и он медленно, точно нехотя, покатился под гору, размахивая окостеневшими растопыренными руками, то показывая свое смуглое бородатое лицо, то снова отворачиваясь.
Возвратившись назад, я пошел взглянуть на транспорт. Он уже располагался на ночлег, верблюдов развьючивали, вожаки-туркмены сидели около горящих костров и варили рис. Вскоре стемнело, и мы все улеглись отдохнуть.
