Глава III
В БАМИ
Через неделю я получаю предписание сдать яглы-олумский отряд старшему ротному командиру, а самому явиться в распоряжение временно командующего войсками, который находился в это время в местечке Хаджам-кала, верстах в 75-ти за Дуз-Олумом. С первым же попутным транспортом отправляюсь. Проезжая Дуз-Олум, вижу: через площадь едет навстречу офицер Генерального штаба с двумя казаками. Всматриваюсь, узнаю полковника Гудиму-Левковича. Я очень обрадовался ему и кричу:
-- Здравствуйте, полковник, куда вы едете?
-- Обратно в Россию, уже я больше не начальник штаба, -- отвечает он, здороваясь со мной. -- Смотрю, лицо полковника бледное, вид усталый, болезненный, глаза впали.
-- Что же с вами, почему вы едете назад, кто же заступил на ваше место? -- спрашиваю его.
-- У вас теперь Гродеков начальником штаба, а я еду к себе в Петербург, я нездоров, -- и, побеседовав со мной еще немного, Гудима-Левкович, грустный, прощается, и мы расстаемся.
___________________________
10-го июня, рано утром, отряд выступил к местечку Бами на Коджинский перевал. Помню, было за полдень, когда мы переехали через горы. Погода страшно жаркая. Вдали, сквозь раскаленный дрожащий воздух, виднеются, точно в тумане, глиняные башенки и "калы": так называются здесь загоны для скота, обнесенные высокими глиняными стенами.
Скобелев едет на серой красивой кобыле, очень скорым шагом, я еду немножечко позади его.
-- Что, батенька, жарко? -- говорит он мне. -- А ведь вот представь я кого к награде, -- сейчас скажут: за что? За какие дела? А разве эти жары не стоят сражения?
По приезде в Бами сюда стали стягиваться массы провианта и артиллерийских грузов; посреди лагеря образовались, точно горы, высокие бунты, накрытые брезентами. Вами был последним опорным пунктом, где Скобелев решил сосредоточить наибольшее количество запасов, и уже отсюда, собрав все силы, окончательно двинуться для завоевания оазиса Ахал-Текэ.
