Женни Холмквист и Николай Степанов познакомились в начале 1917 года во время учебы в консерватории и сразу влюбились друг в друга. Но о браке не думали. Они были слишком молоды. К тому же, Женни была лютеранкой, Николай – православным. Это создавало некоторые препятствия. После Октябрьской революции все барьеры рухнули. Наскоро записавшись как муж и жена в тетрадке местного загса, молодожёны вместе вступили в партию большевиков. Началась гражданская война. Бывшие студенты консерватории, пианистка и скрипач пошли добровольцами на фронт. Чем они могли быть полезны революции? Женни и Николая направили на работу в агитпоезд. Точно в таком же агитпоезде в это же время служил красноармейцем будущее светило кинематографа Сергей Эйзенштейн. Агитационные поезда колесили по железным российским дорогам, подолгу стояли на полустанках, их обстреливали банды. Женни заболела тифом и едва не умерла. Но все кончилось благополучно. Молодые были оптимистами, любили друг друга и верили в счастливое будущее для всех людей, которое принесет миру революция. Верили вопреки окружавшей их жестокой реальности. В гражданскую войну семеро из двенадцати братьев и сестер Женни погибли. Чтобы морально поддержать старых Холмквистов, супруги Степановы после войны обосновались рядом с ними в Петрограде. 8 сентября 1923 года у них родилась дочь. В это время Николай учился в Артиллерийской академии РККА. Девочку назвали в честь «богини войны» –Артиллерия, сокращённо Арта. Когда дочери исполнилось десять лет, комиссар Степанов умер от туберкулёза лёгких. Через год его вдова вышла замуж во второй раз и родила еще одну дочь –Лену.
Трудно понять, как получилось, что бывшая пианистка Женни Альбертовна Степанова была назначена начальником издательства в Центральном Институте авиационного моторостроения. Возможно, сыграла свою роль её общая образованность. Как никак, она закончила гимназию. Ещё она была членом ВКП(б) с 1917 года. Таких людей ценили. Начальник издательства на одной из партийных конференций познакомилась с высоким симпатичным инженером–испытателем из электротехнического института Леонидом Сергеевичем Клепиковым. В конце декабря 1934–го года на свет появилась их дочь Елена. После его смерти вдова и дочь оставались жить в доме высшего комсостава как семья командира. Новый муж Женни Альбертовны поселился в служебной квартире, прямо скажем, незаконно. Чтобы избежать неприятностей, новорождённой дочери дали фамилию Степанова. Но отчество записали по имени настоящего отца – Леонидовна. Это поразительно, что в течение семи лет ни комендант дома, ни дворник, ни соседи не сообщили куда следует, что в доме живёт посторонний гражданин. Как будто новый муж Степановой носил шапку–невидимку.
Лене было шесть с половиной лет, когда началась война. Девочку отправили на лето в детский сад под Москвой. Она отчётливо помнит, как туда приехал отец — на своём мотоцикле, в кожанке, в шлеме. Обнял, расцеловал. Сказал, чтобы Лена обязательно хорошо училась в школе и слушалась маму — мама умная, и прекрасно знает, что и кому нужно делать. Так на своём мотоцикле он и умчался на войну. Леонид Сергеевич Клепиков пропал без вести в боях под Вязьмой той же осенью. Вскоре за Леной приехала мама. Она отвезла дочку в город Липецк. Здесь они расстались. Женни Альбертовна со старшей дочерью уехали в эвакуацию за Урал. Лену приютила Елизавета Мартыновна, мать покойного Николая Степанова. Не родная бабушка. Степановы жили в собственном доме. Во время НЭПа у семьи была своя булочная–кондитерская. Бабушка была добрая, она сразу полюбила Лену. И девочка ответила ей тем же. Елизавета Мартыновна страдала от тяжелой болезни. У неё были распухшие ноги с выпиравшими венами. Периодически они покрывались яркими красными пятнами, у бабушки повышалась температура, и она лежала в бреду. Объяснила девочке, что у неё рожистое воспаление ноги. Лена инфекции ничуть не боялась, помогала бабушке мыться и мазать пораженные конечности. Как-то поздней осенней ночью девочка услышала грохот в сенях. Она стала звать бабушку, но та не откликалась. Тогда Лена вылезла из постели и побежала в сени. Бабушка неподвижно лежала на полу. В её лице появилось выражение какой-то мрачной торжественности.
Лена при свете луны пробиралась через тёмный двор к соседям. Кустарники цепляли её за одежду, раздавались какие-то шорохи. Девочке было страшно. У соседей было заперто, на неё начал истошно лаять проснувшийся цепной пёс. На этот шум вышел заспанный сосед дядя Витя. Проснулась и его жена, тётя Настя. Взрослые выслушали Лену, быстро оделись и пошли с ней. Постояли над бабушкой, повздыхали, потом соседка сказала: –Леночка, бабушка твоя действительно приказала нам всем долго жить. Пойдём, переночуешь у нас, а утром мы сделаем всё, что нужно, чтобы её похоронить.
После смерти бабушки малышка стала жить одна. Научилась топить печку, ходила на городскую колонку за водой. Лена не голодала. Соседи взяли к себе мешок ржаной муки, стоявший в сенях. Каждый день девочка получала от них свежие вкусные лепёшки. Вместе с другими детьми она бегала на разрушенный сахарный завод за патокой. К весне мука закончилась. Соседи научили Лену употреблять в пищу лопухи, которыми зарос весь сад. Так же теперь питались и их собственные дети. Мыли корни, чистили и грызли. Корни казались приятными на вкус. Листья лопухов, лебеды и крапивы отваривали в подсоленной воде — это называлось «весенние щи». Как известно, Липецк не бомбили, и он не был взят немцами. Но самолёты летали низко и трассирующими пулями расстреливали население, стоявшее в очередях за хлебом и водой. Однажды Лена даже рассмотрела лицо лётчика в шлеме. Во время одного из обстрелов погиб сосед, муж тёти Насти. Он был тяжело болен, признан негодным к службе в армии, и соседка всё радовалась, что муж остался при ней. А теперь она целыми днями рыдала, и ей было не до детей. Тем более, не до соседской девочки. Лена жила, не различая времени. В доме от бабушки оставались какие-то припасы. Соленые огурцы в бочонке. Сушеные грибы на нитке. Когда очень хотелось есть, девочка пила воду.