Американец в ГУЛАГе - 211

Глава 29

Моя сестра Стелла вышла замуж за подданного Великобритании, летчика Королевских ВВС, в Москве, в 1942 году. Она встретила его в военной миссии Великобритании, где работала во время войны. Начало этой свадьбы в первой половине дня было бы намного менее радостным, если бы кто-нибудь знал о том, что принесет с собой вторая половина дня. К половине седьмого вечера советские власти уже посадили ее свежеиспеченного мужа на поезд до Мурманска, где ему предстояло пересесть на корабль, идущий в Англию. В глазах властей Стелла являлась советской гражданкой, а свадьбы между советскими и иностранными гражданами были просто недопустимым явлением.

Причина, по которой Стеллу воспринимали в качестве советской подданной, состояла в следующем. Когда ей исполнилось шестнадцать, то единственным условием получения продовольственной карточки было наличие советского паспорта, а единственным способом получить советский паспорт было сдать свой американский паспорт. Я избежал этой ловушки, устроившись на работу в американское посольство; для Стеллы же альтернативой был голод.

В течение нескольких лет, последовавших за этой оборванной свадьбой, Стелла направила пять официальных просьб на выезд из Советского Союза для воссоединения со своим мужем. Все ее просьбы были отклонены. Затем, в 1946 году, на приеме в Кремле, посол Соединенного Королевства, сэр Арчибальд Кларк Керр (Archibald Clarke Kerr[1]) подал личное прошение Сталину от ее лица, и в течение пары дней все было решено. Вот как в те времена можно было решить вопросы в Советском Союзе. В сущности, это был единственный способ. Если бы подобные просьбы на самом высшем уровне были сделаны в самом начале от моего лица, то, скорее всего, я избежал бы знакомства с порядками в Лефортово и Сухановке. Но все, что тогда было сделано для меня со стороны посольства США – несколько писем, в которых выражался протест. Одним из этих писем Сидоров яростно тряс у меня перед лицом.   

Когда Стелла прибыла в Англию в 1946 году, то ей предстояла встреча с мужем, которого она едва знала. Слишком много времени прошло. Все сильно изменилось. Без каких-либо обид они согласились разойтись, и в ноябре 1946 года Стелла отбыла в Нью-Йорк, где устроилась в качестве переводчика в новообразованной Организации Объединенных Наций. По крайней мере, раз в месяц она писала мне, а я всегда писал ей в ответ, обычно достаточно пунктуально.    

Поэтому, когда Стелла ничего не получила от меня на Рождество в 1948 году, это ее озадачило. Сначала она была больше раздражена, чем обеспокоена. Я был немного ветреным, сосредоточенным на себе и забывчивым. Она предположила, что я просто уехал куда-то на Рождество и позабыл написать ей об этом. Первым человеком, от которого она узнала о том, что в действительности произошло, была Мери Като.

Когда я так и не пришел на встречу, чтобы вместе пойти на «Князя Игоря» в Большой, в тот вечер понедельника 13 декабря 1948 года, Мери сначала подумала, что я ее подставил. Она никак не могла знать, что в это же самое время я ходил взад-вперед по душной камере в Лубянке, и, как мне кажется, она не восприняла серьезно мои романтические фантазии относительно некой миссии, будет ли она меня ждать и так далее. Поэтому прошло несколько дней перед тем, как она решила связаться с посольством и обнаружила, что происходит. Ей сухо и официально ответили, что я пропал, и лишь потом у кого-то хватило доброты рассказать ей в частной беседе, что имелись опасения, что меня арестовали советские власти – но при этом ей не следует делать из этого какие-то выводы, так как подтверждения этому не было.  Мери написала об этом Стелле, которая в это время уехала в Париж на генеральную ассамблею ООН. Когда она вернулась в Нью-Йорк, то решила попытаться достучаться до Государственного Департамента, чтобы там предприняли какие-то действия в отношении моего случая, а также принялась собирать сведения о моем местонахождении, узнавать, жив ли я – или наоборот.

От государства помощи было немного. Там ей отвечали, что мало что обо мне знают. Они допускали, что я нахожусь в какой-то тюрьме. Также ей говорили, что отношения между Соединенными Штатами и Россией в данный момент настолько сложные, что, если предпринять какие-то шаги от моего имени, то меня могут расстрелять. Сотрудник Государственного Департамента Ричард Девис (Richard H. Davis[2]), с которым я встречался в Москве ранее и вернувшийся к тому времени обратно в Вашингтон, даже позвонил моей двоюродной сестре, Мери Джексон, и, напугав ее возможными последствиями, убедил в том, что со стороны нашей семьи не стоит предпринимать никаких попыток придать этому делу публичную огласку. Все члены семьи были напуганы и, конечно же, замолчали – хотя Стелла и не оставила своих попыток.

Отношения между США и СССР на самом деле были очень сложными в то время. Холодная война стала мрачной реальностью. Большинство американцев опасались коммунистических шпионов, в то время как идеи сенатора Джозефа Маккарти (Joseph Mc Carthy) и его кампания по охоте на ведьм захватили американское политическое поле на многие годы. В Советском Союзе в то же самое время Сталин развязал новую волну террора. Подозрительность распространилась на все аспекты отношений между двумя странами. Поэтому, хотя Стелла и мыслила реалистично, но она была молодой девушкой, Америка была ей немного в новинку по возвращении, и поэтому она склонялась к тому, чтобы делать все так, как ей говорят важные официальные лица. 

Однако она искала совета везде, где могла бы его получить. Наша двоюродная сестра, Стефани Хазак (Stephanie Hazak), работала в Вашингтоне в качестве помощника и секретаря у секретаря командующего военно-воздушных сил. Она организовала массу встреч для Стеллы. Лишь немногие из тех, с кем она встречалась, изъявляли какое-то практическое желание помочь. Одним из таких исключений стала встреча со старым сенатором Лангером (Senator Langer) из Южной Дакоты[3]. Когда он сказал о том, что ничего не может сделать, если только не придать эту историю огласке, Стелла расплакалась. Старик печально обнял ее и попытался утешить, но руки у него были связаны вот этим замечанием о том, что огласка в моем случае только повредит мне.  Даже мой бывший начальник, Бедел Смит (Bedell Smith[4]), совершенно ничего не мог предложить, чем бы он мог мне помочь.