Помещение для Штаба было около Золотых ворот. Впоследствии я получил квартиру в доме докторов, на улице Румяно-Кудрявской неплохую, на 3-ем этаже, четыре комнаты, кухня и ванна и др. удобства; весь недостаток был тот, что по водосточной трубе пробирались крысы.
С обстановкой разобрался, разобрался и в людях, среди которых было много честных и верных сынов России, которые сразу же начали устанавливать связь с партизанами.
Дальше я упомяну мою первую встречу Белого с Красным.
Хотелось посмотреть на город, посмотреть те места, где учился: здесь я был по Высочайшему повелению произведен в офицеры. Здесь был цвет молодости. Теперь все выглядит серо, грязно, кругом полное безлюдие. Знаменитый Крещатик, Государственная Дума, знаменитые бани, зимнее помещение цирка и кино Шанцера — все было взорвано красными, в том числе и знаменитая Киево-Печерская Лавра; уцелела колокольня с одним колоколом, куда лазили звонить немцы. Памятник — надгробная плита Столыпину, уцелел.
Недалеко от (памятника) Лавры мое Константиновское военное Училище, куда мне опять пришлось попасть уже будучи в Корниловском ударном полку, с нами была дивизия чешская Ян Гуса.
В Киев указанные части были вызваны при восстании Пятакова. Корниловский полк прибыл на станцию Киев ночью, все площади станционные были заняты дезертирами, валявшимися вповалку, но при появлении корниловцев они вскочили и как-то приняли сносный вид.
Начался рассвет, и полк выступил в город, имея впереди казачью сотню. Проходя Крещатиком, со всех сторон нас обстреливали, а около Думы , я думаю, было выпущено несколько очередей из «Максима». Удручающее впечатление производили повешенные на электрических столбах и болтающиеся десятки юнкеров Константиновского Училища и 1-й Школы Прапорщиков.
Вся масса большевиков надеялась на то, что даже и неся потери от нас, они нас сдавят, но вышло иначе, и они дрогнули, побежали и мы получили распоряжение остановиться в Константиновском Военном Училище.
Появилась надежда на удобное расположение, но получилось иначе, так как генерал, командующий Киевским военным округом, не разрешил сделать артиллерией пробоины в стенах арсенала, куда могли бы войти чехи и была бы ликвидация Пятаковского восстания.
Большевики стали собираться и подбираться к Военному Училищу. Посланный казачий разъезд был красными сдавлен и уничтожен. Во втором разъезде в 48 конников был я, но, зная тактику красных, мы уже сами, применяя оружие, окружая их, сделали проход к Лавре. В это время подошли 17-я и 27-я Донские казачьи полки, которые поместились на открытой местности, неся потери, они должны были уйти и мы остались в Училище одни — неся охрану самих себя.
Настал вечер и было непонятно, почему обстреливались те помещения, где помещался Штаб полка. (Командовал полком в те времена М. Г. Неженцев, убитый на Кубани). Оказывается, что двое красных из прислуги Училища сигнализировали, находясь на крыше. В дальнейшем все выяснилось и сигнальщики были сброшены.
Положение наше было почти безвыходное — мы должны были пробиваться через вооруженные массы красных. Но неожиданно обстановка изменилась.
Перед вечером выяснилось, что исчез куда-то капитан Храмов. Пошли различные толки: одни говорили, что он перебежал к красным, другие уверяли, что среди корниловцев не могут быть изменники, и, наконец, сверх всяких ожиданий явился капитан Храмов и с ним было до 30 петлюровцев, которые должны были принять Училище.
И пошел грабеж. Особенно интересовали петлюровцев кивера, а более толковые были заинтересованы серебром — ножи, вилки, ложки. Можно было видеть, как чех (в Корниловском полку в это время нечетные роты состояли из чехов), желая отобрать что-либо у петлюровца, садился на его плечи и каской лупил его по голове. Часам к трем грабеж кончился и дорогое старое, давшее много выдающихся полководцев Училище перестало существовать. Теперь по-прежнему стоит здание со своими сводами и там есть какое то училище им. Каменева, где комсостав красной артиллерии проходит повторительный курс.
Перед рассветом, в полумраке, без песен, без оркестра, что было при приходе сюда, как преступники, молча пошли в другую часть города, в Николаевское Пехотное Училище, там же было и вновь открытое Николаевское Артиллерийское Училище, с командиром Филоненко, которые решили соблюдать нейтралитет. Уходя из Константиновского Училища, мы забрали с собой доблестных, уцелевших от красного произвола, юнкеров.
В Николаевском Пехотном Училище простояли несколько дней, ходили в город, но это было рискованно, так как из-за каждой подворотни можно быть подстреленным; наконец, погрузились в вагоны и поезд ушел на станцию Печановку, оттуда — на Дон. При погрузке пробовали нам чинить препятствия петлюровская банда, не желая пропускать к атаману Каледину.
Это воспоминание у меня воскресло при посещении Лавры, где я побывал два раза: один раз с сыном, другой раз с казаком, терцем Примаком, который мне все объяснял со слов своего деда, который бывал здесь раньше.
Посетили здесь пещеры; при красных здесь было проведено электричество, но мы пользовались свечами.
Среди пещер были маленькие церковки, попадались старики-монахи, и в одной церковке была служба, которая при моем появлении прекратилась, и старики стали мне приносить земные поклоны, лобызать руки, как русскому офицеру, что определили по форме и орденам. Все это на меня произвело потрясающе впечатление, мы стали христосоваться, обливаясь слезами, благодарить Господа за такую встречу. Потом был отслужен молебен о спасении России и о даровании победы Белому воинству. Эта маленькая церковь, служба при семи старцах-монахах остались у меня в памяти на всю жизнь.
При мне было освящение и открытие Собора Св. Владимира по красоте и величию, стоящему в числе первых; пел хор в 200 человек, но это не дало того, что дали маленькие церквушки.