Гаевский дивизион пришел к вечеру, вид он имел аховый и разноцветный. Мундиры гусарские, уланские, драгунские и такими же пестрыми были и брюки. Лошади казались неплохими, но разношерстными, амуниция выглядела не новой, но сносной. Но кавалеристы были совершенно необученными, только что взятыми из деревни; за исключением некоторых, они даже не знали с какой стороны садиться на коня, в какой руке держать повод. Что же касается владения оружием, то об этом не приходилось и говорить; вооружение состояло из шашки, винтовки с 30-ю патронами, пулеметов не было. Полное отсутствие всякой дисциплины, а командиров назначали по «морде». Комиссар, бывший драгун сверхсрочной службы, поступивший в полицию стражником, отнесся ко мне с должным уважением и сразу заявил мне, что он с этой бандой справиться не может, что если я буду строгим, то тогда возможно будет взять ее в руки, но что это рискованно, так как всегда могут «прихлопнуть»; однако так как здесь есть не мало «раскулаченных» и если они узнают, что я из «белых», то они меня поддержат — что и случилось.
Во избежание всяких недоразумений — воровства, грабежей и насилий — власти решили нас сразу отправить подальше от города и назначили нам ночевку в 13-ти верстах от Гродно в имении и деревне Ликовка. Пройдя километров семь от Гродно, мы дошли до деревни Губилики, где почти весь мой дивизион разбежался — кто за свининой, кто за гусями и курами, а некоторые пошли искать девиц... Дивизион не был самостоятельной частью, а как бы маршевым, эскадроном, в нем были только взводные командиры, не было ни командиров эскадронов, ни вахмистров. Оба эскадрона были чужими друг другу; один из них состоял исключительно из раскулаченных Псковской губернии, их было 75 человек, другой — из сборного пролетариата, самых отпетых бандитов, и их 120 человек. С трудом удалось их всех собрать и построить. Среди раскулаченных нашлись шесть бывших кавалеристов из запасных полков, из них-то я и назначил двух командиров эскадронов, двух вахмистров и двух взводных. Пролетарский эскадрон начал митинговать, утверждать, что назначенных мною людей они не примут, но, видя что другой эскадрон их не поддерживает, они вынесли решение завтра же заявить протест начальству против моих решений, начальнику кавалерийских частей в этом районе товарищу Рейду (латышу, офицеру Императорской Армии). И вот мы отправились дальше в относительном порядке; сзади же слышались посылаемые мне всякие угрозы.
Не доходя 2-х километров до Ликовки находилось именьице Мозалевских — Кругляны, и тут пролетарский эскадрон отказался идти дальше; было уже совершенно темно и «неизвестно куда нас ведут». Так он и остался в Круглянах, а я с остальными людьми совершенно спокойно прибыл в Ликовку; рядовые расположились в деревне, а я с Барановым, комиссаром и командиром эскадрона явились в имение. Оно было небольшое, всего 450 гектаров и принадлежало бывшему земскому начальнику М. В. Пчицкому, в прошлом капитану артиллерии. Он с женой и двумя сыновьями ушел к литовцам, а в имении остались 3 сестры: Кира, Таня и Тина. Мы были встречены со страхом; одна из сестер держала огарок свечи и рассматривала нас с испугом. Кто-то из пришедших со мной сказал, что начальником являюсь я, а я, в свою очередь, заявил, что мне очень неприятно быть здесь непрошенным гостем, что им не следует беспокоиться, так как все зависящее от меня будет сделано, чтобы не нарушать их покой и не допускать грабежа. Я просил дать мне угол отдельно от других, так что Баранов и комиссар поместились в столовой, а я в отдельной комнате, куда мне принесли ужин, и я имел возможность говорить более откровенно. (Через несколько лет, в совершенно другой обстановке мне удалось побывать в Ликовке, отошедшей тогда к Польше. Встреча была очень радостной).
Ночевка прошла спокойно.
Свободное копирование
