Глава 17
День рождения Давида
Зал гудел. Гремели динамики. Сменяя друг друга звучали Сиртаки, арабо-израильские песни и столь экзотичные здесь, за тысячи километров от России «Та-Ту».
Перебивая и почти не слыша друг друга за ревом музыки, общались гости, неестественно, громко и визгливо смеялись дамы, басили мужчины, дым шёл коромыслом.
Давид справлял свое 50-летие.
В стеклянном аквариуме его ресторана были накрыты столы для самых близких друзей и по-видимому для нужных людей, а прочие выплеснулись в проход торгового центра, уже закрытого за последним покупателем.
Давид не ударил в грязь лицом, не поскупился: на каждом столе шагал куда-то по черной этикетке Johnny Walker, красовалась бутылка «Шираза», закуски, горячие блюда удовлетворяли любые изыски привередливых гостей.
Королевские креветки, устрицы и пирог с лососиной, огненное куриное карри, бычьи хвосты, жареная форель и тушеная баранина… Торты на любой вкус, мороженое, фрукты…
Сам именинник, бледный и взволнованный метался между кухней и гостями, успевал на ходу обменяться парой слов с каждым из них, пошутить с друзьями, пройтись в танце с очаровательными и просто приятными дамами, проверить все ли в порядке.
А за столами тяжело злились:
— Кого он только не наприглашал! Все говно собрал. Я лично с ними на одном поле срать бы не сел.
— Он думает, что они теперь в его ресторан ходить будут… Очень им надо, пожрут, выпьют и всё…
— Да он просто дурак, столько денег угробил и на кого?!
— А у самого ни друзей, ни бабы нет…
Это говорили люди, которых Давид считал своими лучшими друзьями, сидящие в почетном «аквариуме».
Что обсуждали за своими столиками другие гости — сказать не могу, я все же пытаюсь писать что-то документальное.
Продолжим лучше тему друзей.
Раздухарившийся и выпивший, как обычно больше других, толстенький и коротенький патриот Израиля, постоянно живущий в Южной Африке, вдруг загнул совсем уж несусветное:
— Да и вообще он пидарас! К нему сейчас его дружок приехал, но с женой — то-то Иосиф такой недовольный.
А сидящее рядом и выпившее не меньше лицо неопределенной национальности — не то белорусский еврей, не то русский белорус, мрачно заключило:
— Да я им морду набью!
Кому, зачем и почему собирался он набить морду — оставим на его нетрезвой совести.
Давид совсем не выглядел недовольным или расстроенным и искренне радовался собранному им людскому месиву.
А люди наполнявшие в этот вечер небольшой торговый центр были самые разнообразные и любопытные.
Рядом с нами сидел высокий, седой, благообразный хозяин сети закусочных «Анат», где за умеренную плату продавали шварму (или шаурму), фалафель и другие ближне-восточные «макдоналдсы». Его жена — видимо недалеко перешагнувшая сороколетие, чем-то похожая на Анджелу Девис (еще помните такую?) марроканка, создавала вокруг себя, танцуя, произнося тосты, просто двигаясь по залу, такое энергетическое поле, что было очевидно, что именно она и управляет всеми «Фалафель-Шаурма», разбросанными по просторам Африки чудесной, ухитряясь быть во всех торговых точках одновременно. Хотя наверное об этом говорила не столько её энергия, как одежда — восточный эквивалент прикида московских «хозяек жизни» образца 2003 (особенно туфли с такими узкими и длинными мысками, что нога тянула сразу размер на 45-ый), а главное лицо, напряженное, нервно-злое с деланной улыбкой-маской, лицо женщины умеющей командовать и любящей это дело.
Ближе к двери «аквариума» сидел «Папа», как мы немедленно окрестили его — невысокий, плотный мужчина лет 65, как будто сошедший с телеэкрана из серии «Сопранос». Около него постоянно вились «уважаемые люди из мафии», какими они нам показались. Возможно играло богатое воображение, но что-то групповое и криминальное в них явно было.
Снаружи ресторана, но прямо около двери стол занимали «брателы». Молодые, здоровые и наглые, коротко стриженные с одинаковыми крепкими загривками, с полу-уголовными физиономиями они выглядели, как перенесенные сюда таинственной силой обитатели новой Москвы.
Там я удивлялся, почему все мужчины старше 25 и моложе 45 лет выглядят одинаково — как только что выпущенные из тюрьмы. Выражение лица, повадки, даже походка были настолько подчеркнуто и стандартно приблатненно-демонстративными, что воспринимались, как норма, как торговая марка новой мафиозной России. Здесь, в хозяйстве Давида, они были представлены в необычном для Джобурга количестве. Кто они были? Охранники, телохранители, полезные люди или просто случайно собравшиеся люди? Ну, насчет случайности — «это вряд ли!».
Праздник тем временем продолжался и виновник торжества уже отплясывал что-то вроде танца живота с «Мадам Фалафель».
Давид — маленький, невзрачный, но туго закрученный, как пружина — это был день его апофеоза, день о котором он может быть мечтал всю жизнь.
Да, он потерял жену, он бросил инженерную работу в какой-то престижной компании, променял на тяжелый и наверное опасный хлеб ресторатора — работа 7 дней в неделю, с утра до закрытия, вечера в компании двух собак и кошки и еще странного подростка сына, которого бывшая жена Давида тоже бросила.
Но для него наверное все искупалось независимостью, счастьем быть самому себе хозяином, работать на себя. Искупалось своеобразной мужественностью самого бизнеса, успех в ДЕЛЕ определяет мужчину не хуже вторичных половых признаков. Так приятно, я думаю, для него было зазвать в свой удивительно приятный и домашний дом кучу гостей, кормить и поить их, а раз, может быть только раз в жизни, устроить вот такой разворот на 100 персон.
Может быть он в самом деле собирал нужных людей, без нужных людей не проживет ни один бизнес, но праздник остался праздником.
Знал-ли Давид, что говорят за его спиной? Если и не знал, то догадываться, зная нравы и привычки русской эмиграции, мог точно. И все же подарил своим друзьям этот день, подарил от всего сердца.
Праздник удался, несмотря на русский дурной хмель израильско-белорусской пары, на гадости проползающие в перерывах между поглощением дармовой еды, на «брател» и «крестных отцов»…