Во втором классе я заболела скарлатиной в тяжелой форме, рассказывали, что со мной уже прощались. Но к этому времени наша медицина уже могла справиться с этой болезнью, антибиотики спасли меня. В поселке был построен больничный комплекс – гордость назаровцев. Пролежала я в этой больнице больше двух месяцев в большой светлой палате. Родных не пускают, видимся мы через замерзшее стекло. Врачи внимательные и ласковые, мне не страшно, я терпеливо сношу уколы, меня за это хвалят. Хожу по коридору, читаю таблички на дверях кабинетов и плакаты по случаю празднования 37-мой годовщины Октября. Скучно. Дети в палате разные по возрасту, но общения нет. Почему-то одна девочка семи лет лежит с мамой. Нас всех наголо остригли при поступлении в больницу, а у девочки длинные черные волосы. Мама их любовно расчесывает, заплетает, потом с дочкой занимается уроками, волнуется, что та отстанет в школе. Девочка учится в первом классе. Эта мама решает поучаствовать в моем образовании. Дает мне задания из учебников первого класса, я решаю примеры, читаю, она удивляется и теряет ко мне интерес. Я рада, мне было неприятно ее снисходительно-жалостливое внимание.
В эту зиму в 1955г. случилась еще одна беда. Я и мама угорели, мама рано закрыла задвижку печи. Подробности не знаю, помню себя, очнувшуюся, во дворе на снегу. Мама стала панически бояться топить печь, возненавидела уголь. С углем у меня в памяти еще один эпизод. Отец прибежал домой в рабочее время и очень громко выговаривал маме, чтобы не смела больше туда ходить. А ходили мы с мамой в какую-то яму и там, как и другие женщины с детьми, набирали себе в ящик уголь. Разволновался отец, потому что на работе прошел слух, что сорвался пласт земли сверху и засыпал мать с дочкой. Уголь, положенный на семью по норме, привозили поздно, плохого качества и его не хватало.
Тетя Катя, узнав про мамин страх перед углем, стала настойчиво предлагать родителям переехать в Худоеланск, расписывая преимущества отопления дровами. Им с мужем одиноко без родных. Родители решились на переезд. Отец уехал устраиваться с работой и жильем, а мама пакуется, распродает все, что можно. В апреле мы готовы к переезду. Мне уезжать не хочется. Жалко расставаться с друзьями, подросшими племянницами Наташей и Томой, жалко наш дом, речку и луг, и школу. Все свое, родное. Хорошо Капе – она уже взрослая и будет доучиваться в своей школе. Наташа тоже остается в Ачинске, но рада нашему переезду. Она до 16-ти лет прожила в Худоеланске, здесь ее вторая родина и друзья.
На прощанье Капа берет меня с собой в школу. Школа мне кажется красивой, большой – в два этажа. По широкому коридору чинно прохаживаются нарядные ребята, и даже танцуют. Капа усаживает меня за парту, все шушукаются. Учитель, молодой парень, округляет глаза, заметив торчащую над партой стриженую голову. В классе хохот, но я остаюсь на уроке. Начинаю понимать для чего я здесь. Деваться некуда, дороги не знаю, да и до дома далеко. На время некоторых уроков Капа отводит меня в библиотеку. Я читаю тоненькие книги одну за другой, библиотекарша мне не верит, заставляет пересказать прочитанное, и только тогда я получаю следующую книжку. Я чувствую, что мы с ней подружились.
