1965год. Я в Ереване - 1

1965год. Я в Ереване

Ереван – это город, в котором хочется жить. За три года, прожитых в этом городе, я испытал разнообразные чувства, от плюса до минуса. Но то был «человеческий фактор», который присутствует в любом месте. А сам город, по улицам которого я не раз бродил в одиночестве размышляя о разном, всегда вызывал у меня чувство удивления от архитектурной гармонии вписанной в природу этого места.

Центр города находится в низине, и летом там было душно и заедали комары, а микрорайоны находились на окружающих холмах. Норкский массив, где я жил был на 400 метров выше центра. И в летнюю жару, когда после захода солнца с гор опускался холодный воздух, комаров совсем не было и хотелось надеть пиджак, а ночью мы спали под тёплыми одеялами.

Туф царил везде. Архитекторы и строители использовали цветовые оттенки этого камня вместо красок, вызывая удивление.

Радовали глаз орнаменты на заборах из туфа, удобные питьевые фонтанчики с ледяной водой, от которой ломило зубы. Малые архитектурные формы и памятники талантливо вписаны в интерьер улиц. Сквер Абовяна был самым зелёным. И кроны деревьев, закрывавшие даже проезжую часть, спасали от жаркого дневного солнца.

Школу я заканчивал в Ереване. Отца перетянул на военную кафедру Ереванского университета Передерей Борис Ильич, его армейский друг.

 Мы переехали в Ереван перед самым учебным годом, когда отец нашёл подходящую по цене съёмную квартиру. И очень близко оказалась школа № 76 имени «Камо». Почему-то меня не брали, но отец сумел настоять.

 Школа была русская, и преподавание шло на русском. Но выйдя на перемену, все ученики даже русские общались на армянском. Я был поражён этим. В Азербайджане все азербайджанцы говорили на русском даже между собой, тем более в присутствии русских. Никто не требовал от меня знания азербайджанского. А здесь мне сразу сказали: «Ты живёшь в Армении, значит должен знать наш язык».

 Эта школа считалась одной из лучших, и сюда стремились перейти из других школ. И меня взяли потому, что мои высокие оценки по всем предметам произвели хорошее впечатление.

 Надо сказать, что меня отпускали из предыдущей школы неохотно. Классная руководительница, Сара Джамаловна, предлагала мне остаться и доучиться в Нахичевани.

- Здесь ты получишь, если не золотую, то серебряную медаль, а там неизвестно.

А на моё: «Где я буду жить без родителей», - договорилась с отцом моего одноклассника Ахмедова Эхтибара, что я поживу у них в доме. Я бывал в доме у Эхтибара. Это был достаточно большой частный дом из самана, как и все вокруг. Меня поразила прихожая размером с большую комнату и с земляным полом. Дело было летом в жару и этот пол, поливаемый водой, так охлаждал воздух, как теперь кондиционеры, но дальше были комнаты с деревянными полами и я почувствовал себя более комфортно.

 Конечно, мои родители не оставили меня у незнакомых людей, тем более азербайджанцев.

 Ещё меня удивило в ереванской школе, что учителя старались держать дистанцию с учениками, даже, как бы, боялись их. Не в Азербайджане, не в Крыму такого не было. В Нахичевани мы с учителями ходили за город на природу или на водохранилище. Они готовили нам на костре пищу и дружески общались с нами. А в Симферополе мы доверяли учителям самые сокровенные мысли, как близким друзьям. До Еревана я не делил людей на национальности, только на хороших и плохих. А здесь мне сказали, или я буду жить по их законам, или уезжай.

 Мне и теперь непонятно почему мусульмане, а не христиане, были более человечны в своих отношениях.

 И ещё на меня произвёл сильное впечатление директор Акопян Андрей Арамович. Невероятно спокойный, даже холодный, выдержанный в любой ситуации человек. Я поражался им на общешкольных собраниях, которые проводились в спортивном зале. Усмирить целую школу всегда невозможно. Всегда остаются звучать чьи-то шёпотки, смешки, шорохи и это создаёт определённых фон на котором звучат громкие голоса выступающих. Так было во всех школах, так бывало и здесь.

Но стоило выйти вперёд Андрею Арамовичу и начать говорить, а он начинал, не дожидаясь полной тишины (как я сказал, обычно сопровождающейся шумовым фоном), как в течение одной минуты наступала полная тишина, когда даже полёт мухи был слышен.

Андрей Арамович говорил нормальным голосом так, как будто он разговаривает с одним учеником в своём кабинете, но эта, наступившая, мёртвая тишина позволяла услышать все слова. А когда все замолкали, он снижал голос до интимного. И тогда приходилось вытягивать шею, чтобы услышать его речь. Это производило впечатление. Он был человеком порядочным и справедливым. Но боялись его наказания все: и ученики, и учителя.