IX. Противоречащие духи
Несмотря на всё перенесенное мною мучение, восстает во мне дух мятежный и нашептывает мне подозрения к доброжелательным намерениям моего незримого путеводителя.
Случай (?) дал мне в руки Волшебную флейту, оперный текст Щиканедерса. Старания и попытки молодой парочки наводят меня на мысль о том, что я обманут обольстительными голосами, и так как я не выдержал бы затруднений и страданий, то я уничтожился бы, изнемог.
Я невольно вспоминаю Прометея, не перестававшего плевать на богов, пока коршун терзал его тело. И в конце концов мятежник, не принесши публичного подаяния, был принят в круг олимпийцев.
Огонь воспылал, и злые духи спешат подбрасывать топлива.
Оккультический журнал, доставленный мне по почте, ободряет моё малодушное настроение, при чём он излагает лишь разрушительные теории, как например следующее:
"Как известно в старинных книгах Вед на мир смотрят как на великое принесение жертвы, где Бог, жрец и жертва, сам себя приносит в жертву и этим раздваивается".
(Ведь вот моя собственная идея, которую я выразил в "Мистерии", приложенной к драме "Учитель Олоф".)
Дальше так: "все основы, составляющие вселенную, не что иное, как павшие божественные лица, которые через царства минералов, растений, животных, людей и ангелов опять возносятся на небо, чтобы снова пасть".
Эта идея, которую знаменитый Александр фон Гумбольд точно так же, как историк Канту сочли божественной...
(Да, она божественна!)
"Как известно, боги Греции и Рима были людьми. Сам Зевс, больший из всех, родился на Крите, где он был вскормлен козой Амальтеей. Он сверг отца с престола и принял все меры к тому, чтобы самому не быть сверженному. При нападении Гигантов, когда большинство богов малодушно покинули его и скрылись в Египте, приняв вид растений, ему удалось-таки при содействии наихрабрейших быть победителем. Но пришлось ему трудно".
"У Гомера борются боги против людей и иногда получают раны. Галльские предки тоже ссорились с небом, метали в него стрелы, когда думали, что оно им угрожает".
"Израильтяне были воодушевлены теми же чувствами, как и язычники. Как у одних был Иегова (Бог), так у других был Елогим (Боги). Библия начинается со следующих слов:
Он есть, был и будет.
Один Бог вместо богов.
Один вместо множества".
"Когда Адам содеял навеки благословенный грех, который далек от того, чтобы быть падением, а составляет благородный шаг в высь, как предсказывал это змий, то Господь сказал: Се Адам бысть, яко един от Нас, еже разумети доброе и лукавое. И Он тут же прибавил: И ныне, да прострет руку свою и возьмет от древа жизни, и вкусит, и жив будет во век"...
"Древние следовательно видели в богах людей, вознесшихся до положения властелинов и старавшихся сохранить власть при помощи, государственного переворота, при чём они препятствовали другим возвеличиться в свою очередь. Отсюда произошла борьба людей с целью прогнать узурпаторов и сопротивление последних, с целью сохранить присвоенную власть".
И вот мы раскрыли шлюзы.
"Подумайте, мы боги!"
"И сыновья богов спустились на землю и взяли себе в жены дочерей смертных, которые породили детей. Из этого союза вышли гиганты и все знаменитые мужья, воины, государственные мужи, писатели, художники".
Снова оживает собственное я:, подумайте, мы -- боги!
Вечером, когда настроение в трактире дошло до известной высоты, образовался кружок вокруг профессора музыки.
Друг мой философ, которому я успел сообщить открытие о нашем родстве с богами, просит послушать моцартовского Дон Жуана, прежде всего финал последнего действия.
"О чём идет речь?" спрашивает кто-то, не посвященный в классический репертуар.
"Дьявол приходит за сластолюбцем!"
Адское мучение, так хорошо переданное Моцартом, угрызения совести, доведенные до того, что муж женщины, им обманутой, кончает ради неё самоубийством, всё это развертывается в плачущем тоне, как острая невралгия. Смех стихает, замолкают шутки, и по окончании пьесы воцаряется жуткое молчание.
"Нет, выпьем-те!"
Чокаются, но веселье улетело, олимпийское настроение погасло. Наступила ночь, а полные ужаса хроматические рулады снова звучат подобно неизмеримым волнам, которые возносятся и падают и подымают в воздух жалких людей, выкинутых кораблекрушением, чтобы потопить их в следующее же мгновение.