По описании первого периода гражданской службы не неприлично сказать несколько слов и о тогдашнем дворе и влиянии оного на государственные дела, на общество и частные лица.
Восшествие на престол преемника Екатерины последуемо было крутыми переворотами во всех частях государственного управления: наместничества раздробились на губернии; учреждение, изданное для управления оных, изменилось; директоры экономии уничтожены, совестные суды упразднены; некоторые из уездных городов превращены в посады; вместо древних, греческих или славянских названий, данных при князе Потемкине-Таврическом многим городам в Крыму и Екатеринославской губернии, возвращены имена прежние, татарские или русские простонародные: Эвпаторис, Севастополис, Григориополис стали называться опять Кизикерменем, Козловым и пр. Все воинские и гражданские постановления сего недавно столь могущественного вельможи отброшены; даже и самый мавзолей, воздвигнутый под сводом церкви над его прахом, приказано было разрушить.
В войсках введены были новый устав, новые чины, новый образ учения, даже новые командные слова, составленные из французских речений с русским склонением {Вместо "к ружью" - "вон"! вместо "ступай" - "марш"! вместо "заряжай" - "шаржируй"!}, и новые, наконец, мундиры и обувь по образцу старинному, еще времен голстинских герцогов.
Вскоре за сим последовали перемены и в участи именитых особ.
Фельдмаршал граф Суворов-Рымникский, по исключении из службы, сослан был в собственную его деревню под строгим присмотром чиновника, а потом уже предводительствовал двумя армиями: нашею и австрийскою против французов, и за освобождение Италии получил титло генералиссимуса и князя Италийского. Светлейшему князю Зубову и брату его Валериану, начальнику армии против персов, приказано также иметь пребывание в деревнях своих. Та же участь постигла и вице-канцлера графа Панина.
Сначала первыми любимцами государя были Кутайсов, бывший камердинер его, родом турок, присланный к двору еще мальчиком после взятия Анапы, Ростопчин и Аракчеев. Они все трое получили графское достоинство. Но фортуна неизменна была только к первому, двое же последних были потом удалены и жили в деревнях своих до самой перемены правления.
Никогда не было при дворе такого великолепия, такой пышности и строгости в обряде. В большие праздники все придворные и гражданские чины первых пяти классов были необходимо в французских кафтанах, глазетовых, бархатных, суконных, вышитых золотом или, по меньшей мере, шелком, или с стразовыми пуговицами, а дамы в старинных робах с длинным хвостом и огромными боками (фишбейнами), которые бабками их были уже забыты.
Выход императора из внутренних покоев для слушания в дворцовой церкви литургии предваряем был громогласным командным словом и стуком ружей и палашей, раздававшимся в нескольких комнатах, вдоль коих, по обеим сторонам, построены были фронтом великорослые кавалергарды, под шлемами и в латах. За императорским домом следовал всегда бывший польский король Станислав Понятовский, под золотою порфирою на горностае. Подол ее несом был императорским камер-юнкером.
Непрерывные победы князя Суворова-Рымникского в Италии часто подавали случай к большим при дворе выходам и этикетным балам.
Государь любил называться и на обыкновенные балы своих вельмож.
Тогда, наперерыв друг перед другом, истощаемы были все способы к приданию пиршеству большего блеска и великолепия.
Но вся эта наружная веселость не заглушала и в хозяевах и в гостях скрытного страха и не мешала коварным царедворцам строить ковы друг против друга, выслуживаться тайными доносами и возбуждать недоверчивость в государе, по природе добром, щедром, но вспыльчивом. Оттого происходили скоропостижные падения чиновных особ, внезапные высылки из столицы даже и отставных из знатного и среднего круга, уже несколько лет наслаждавшихся спокойствием скромной, независимой жизни.
В последний год царствования императора многим из выключенных и изгнанников позволено возвратиться в обе столицы и вступить опять в службу; в том числе и двум братьям Зубовым: светлейшему князю Платону и графу Валериану. Обоим поручено начальствовать над кадетскими корпусами: над сухопутным первому, а над инженерным второму.
Тогда ближайшими к государю были: граф Пален, бывший в одно время и военным губернатором и управляющим коллегией иностранных дел, обер-шталмейстер граф Кутайсов и генерал-прокурор Обольянинов. Два первые имели большое влияние на двор и общество.
В это время я, по домашним делам моим, приезжал в Петербург на короткое время. Несколько раз, по воскресным дням, бывал во дворце и, несмотря на все прощение исключенных, находил все комнаты почти пустыми. Вход для чиновников был уже ограничен; представление приезжих, откланивающихся и благодарящих, за исключением некоторых, было отставлено. Государь уже редко проходил .в церковь чрез наружные комнаты. Строгость полиции была удвоена, и проходившие чрез площадь мимо дворца, кто бы ни были, и в дождь и в зимнюю вьюгу, должны были снимать с головы шляпы и шапки.
В последний раз я видел императора на Невском проспекте возвращающимся верхом из Михайловского замка в препровождении многочисленной свиты. Он узнал меня и благоволил отвечать на мой поклон снятием шляпы и милостивою улыбкою. По возвращении моем в Москву, меньше, нежели чрез месяц, последовала внезапная его кончина. Пусть судит его потомство, от меня же признательность и сердечный вздох над его прахом!
Свободное копирование
