Но надо, надо, наконец, закончить почти пятилетний труд!
Льётся из крошечного приёмника песнь «Орфея». «Реквием» Моцарта созвучен моим невесёлым мыслям. Неужели одиночество будет теперь непреложным и беспредельным? И не сама ли я его выбрала, когда согласилась на уход от меня Илюши, когда, выйдя на пенсию, прекратила общение с коллегами, когда рассталась с доченькой? И если хорошо подумать, не мой ли эгоизм оказался сильнее Илюшиного? И ведь Господь (или мой ангел хранитель?) пытался достучаться до моего сознания, пытался показать мне во сне, что выбор ошибочен и мой эгоизм – это захоронение себя заживо! До сих пор помню этот сон 2004 года. После страшного инфаркта Илюши, прошло несколько месяцев, он почти окреп, а мне снится...
...Я стою в морге с кем-то из коллег впереди толпы, провожающей в последний путь жертвы кровавой, уличной схватки людей. Под густые басы-вздохи медных труб несут очередной гроб с телом и ставят его на белый постамент. Мы с коллегой подходим к гробу. Он открыт. Белое тонкое покрывало сползает с укрытого тела и повисает на краю гроба. В гробу лежу я в ярко красном, вечернего покроя платье. Я смотрю на себя и радуюсь, что выгляжу почти молодой. Кожа лица натянута, не видно больше моих старческих, страшных морщин. Спокойное выражение лица придаёт ему какую-то высшую красоту. Накрываю тело и лицо сползшим покрывалом, отхожу от гроба. Всё. Прощание кончилось. Гроб на белом постаменте медленно отъезжает в белое пространство, а мы с коллегой выходим из морга в тенистый летний сквер. Вокруг люди. Они почтительно тихо, как бывает после торжественных похорон, переговариваются между собой. За сквером нас ждёт Илья. У него сочувствующее, грустное выражение лица. В руках цветы. Что-то говорит, но я его не слышу. Разноголосый шум уличной толпы заглушает его голос. Идём рядом, пытаясь выйти из этого шума жизни, но потом я его теряю в толпе...
Не поняла я тогда предостережения, смысла сна. Не поняла, что уличная толпа (мелочи жизни?) и мысли о себе, любимой, мешают мне прислушаться к родному голосу, и скоро, очень скоро, оставят одну в хаосе жизни.
Разбудил меня тогда телефонный звонок.
- Алло! Как дела?.. – слышу вкрадчивый, бархатный баритон Илюши.
- Нормально, - настораживаюсь я, ожидая очередного подвоха от его наигранных голосовых модуляций. Звуковая пауза плотным туманом скрывает наши истинные мысли.
- Только что говорил с Анечкой, ей так плохо…
- И что же у неё случилось? – отвечаю я совершенно спокойно, так как говорила с ней накануне и знаю все её трудности. Раньше, после очередного телефонного разговора с Анечкой, я всегда сразу рассказывала Илюше обо всех событиях в жизни Анютки, но потом заметила, что он тут же сам звонит ей, перепроверяя мой рассказ. Получалось, что он, как всегда, мне не верил. Меня это обидело, и я перестала старательно отчитываться.
- Ты так спокойна, – добавляет Илюша уже трагическую нотку. – Тебя ничто не волнует! Всё спишь?.. Расслабилась без Анечки?
- Нет. Я просто знаю, что ничего страшного в её проблемах нет. Вчера мы с ней всё обсудили по телефону.
- Да? – слышу я уже нотки разочарования: не удалось Илюше поиграть на моей нервной системе. - И что же вы обсуждали?
- Она мне рассказала тоже, что и тебе, а я попыталась её успокоить, объяснила, что все её проблемы с новыми знакомыми, с чиновничеством абсолютно нормальны. Люди по характеру, по мышлению разные, надо искать к ним подход. Советовала беречь нервы, не дёргаться.
- Да, я ей тоже самое говорил. Она умница, всё сможет, но ей очень трудно там одной.
- Так съезди к ней, помоги, чем можешь.
- Ты же знаешь, я привязан к телефону. В любой момент может позвонить заказчик. Дело бросать нельзя ни на один день.
Вот так, как всегда, скрывая друг от друга дружелюбие и искреннее беспокойство за Анечку, мы общались, правда, в основном по телефону. Ездить к нему на другой конец города у меня не было ни сил, ни желания, а ему эта дорога была тоже нелегка.
Он уже давно плохо себя чувствовал. Ещё до отъезда Ани, мы с ней заметили, что он стал ходить, как-то согнувшись. Что с ним, так нам выяснить и не удалось, никогда о своих болячках не говорил, а невозможность приезда ко мне оправдывал постоянной занятостью бизнесом. Мне кажется, что и звонил-то он мне иногда, пытаясь заглушить боль и чувство одиночества. Ведь у него брат живёт в Америке, сестра – в Израиле, дочь - теперь в Германии. Правда, бороться с одиночеством помогал ему его маленький бизнес и, после отъезда Анечки, изучение немецкого языка. «Чтобы не отстать от её достижений», - шутил он. Предлагал заняться языком и мне, но мне ничего не хотелось. Без Анютки ни в чём не видела смысла. Только книги и Акбар спасали меня от грустных мыслей.
Свободное копирование
