Можно думать, читая молодые статьи А. И. Урусова, что он взялся за перо театрального критика главным образом потому, что, любя театр и привязавшись к нему, с прискорбием убеждался в поверхностности, легковесности и необдуманности театрального критиканства. Он все время твердит о недостаточности личного безответственного вкуса. "Театральной критики нет, -- пишет он. -- Приемы критики напоминают нашего российского Корнеля, Александра Петровича Сумарокова. Сей достойный трагик (он же критик), разбирая Федру или Цинну, излагал, какие он во время представления имел "чувства и размышления", точь в точь, как большинство наших рецензентов".
Урусов полагает, что "критика театра должна иметь общее основание с историческою критикою искусства" и что "театральное явление нельзя рассматривать особняком, потому что смысл его определяется окружающими его обстоятельствами". За "высший образец" Урусов принимает знаменитую книгу Лессинга "Гамбургская драматургия". Отдавая дань моде времени, он пишет: "Следуя методу Бокля, мы будем стараться, поскольку сумеем, сводить под общие законы, видимо, разнообразные и разнородные факты общественной жизни". Конечно, это было легче написать в пору увлечения "Историей цивилизации в Англии", нежели практически применить, и в одной из ближайших статей молодой театральный критик дает убедительный пример полного забвения не только "метода Бокля", но и вообще всякой исторической перспективы.
В Малом театре был поставлен "Маскарад" Лермонтова, и наш критик сурово осуждает пьесу и самую попытку постановки такого "бесцветного, ничего не объясняющего сценического произведения". Поклоннику исторического метода Бокля, по-видимому, не приходило даже в голову взглянуть на содержание И на сценическую фактуру "Маскарада" в историческом аспекте, как на отражение современного Лермонтову "демонического романтизма" с примесью мелодраматических приемов Коцебу.
В конце концов, дело было не в "методах", а в личных свойствах и качествах А. И. Урусова. В молодом критике билось честное, отзывчивое сердце, и театр для него был не игрушкой, не "вздорным искусством", как аттестовал его сановник того времени, положив такую резолюцию на ходатайство об открытии театральной школы, -- а подлинно храмом, в котором он молился прекрасному. И потому, что это было так, что его пером водил не столько "сердитый разум", сколько водила любовь -- der blinde Passagier -- по гейневскому выражению, -- его рецензии и статьи читаются еще и теперь со вниманием и интересом.
Менее всего любопытны в статьях А. И. Урусова, как и А. Н. Баженова, разборы пьес и обсуждение репертуара. Конечно, в них много верного, но, быть может, слишком верного, то есть того, что впоследствии стало трюизмом, хотя для своего времени было достаточно смелым убеждением. Театральная критика, в тесном смысле слова, то есть касающаяся сценического воспроизведения пьесы, потому нам и кажется столь важной и значительной, что "die Kunst des Schauspielers ist transiterisch", тогда как литературно-сценическое произведение выдерживает "испытание временем", а оно безошибочно. В репертуаре остаются лишь пьесы, имеющие бесспорные достоинства, блестящие же "пуфы" тускнеют с годами, меркнут и, наконец, исчезают во мраке забвения.
Свободное копирование
