Из подвизавшихся наряду с Кобриель и Лентовским артистов, не могу не указать еще на г. Гулевича. Артист он был посредственный, ничем не выделялся, но вне сцены его знал весь город и потому-то Гулевичу прощалось многое, за что другие поплатились-бы серьезно. Специальностью Гулевича были анекдоты. Как ни одна сколько-нибудь порядочная свадьба не обходилась прежде без генерала, так ни один сколько-нибудь приличный ужин не обходился без Гулевича. Гулевич, помимо того, что рассказывал анекдоты, разыгрывал еще роль шута и это к нему шло -- не знаю почему, но шло. Другой бы в этой роли вызывал чувство гадливости, а Гулевич вызывал только улыбку, а иногда и смех Не надо забывать, что Гулевич происходил из весьма порядочной семьи, был довольно образован и, до поступления на сцену, находился в военной службе. Как дошел он до жизни такой-было для многих загадкой, но спрашивать об этом не приходилось; таким прибыл он в Одессу, таким и уехал, таким-же я встретил его в 1875 г. в Курске, а затем в 1880-х годах и в Москве.
Гулевич, кроме службы как артист, исполнял еще и обязанности помощника режиссера, а также и переводчика. Переводчик был необходим вот почему: антрепренером состоял г. Сур, ни слова не понимавший по-русски, режиссером был г. Лентовский, ни слова не понимавший ни по-французски, ни по-немецки, языки, на которых мог объясняться г. Сур. Посредником в переговорах между Лентовским и Суром и был назначен Гулевич, заявивший, что он прекрасно владеет всеми тремя языками. На самом деле Гулевич слабо владел французским языком, а немецким почти не владел и если он взялся быть переводчиком, то просто в силу присущей ему смелости. Если кто из театралов или артистов желал вдоволь посмееться, то стоило только являться в те дни, когда Лентовский через Гулевича делал заказы Суру для постановки новых оперетт.
Придет, бывало, Леонтовский с требованиями, выслушает терпеливо Сур делаемый Лентовским по-русски доклад и, ничего не понимая, требует Гулевича.
-- Herr Goulevitch! Vas vüncht Lentowski?
-- Il veut monsieur Sour, tout de suite -- отвечает Гулевич и берет лист у Лентовского.
По прочтении Гулевич заявляет Суру:
-- "Il faut de grand blanc балахон", а Лентовский прибавляет: "avec de пуговицы спереди".
-- Oui, de пуговицы par avant, дополняет Гулевич.
-- И сзади большие, кричит Лентовский.
-- Et de grand par dérier -- переводит Гулевич.
Сур начинает терять Терпение, хватается за голову и все повторяет: "je ne comprens, rien je necomprens rien"!
Гулевич однако не унимается, не умее перевести слово "пуговицы" по-французски, он начинает кричать по-немецки "кнопф, grande кнопф" и для уяснения начинает дергать пуговицы ни сюртуке Сура. Сур злится и бьет Гулевича по руке; Лентовский хохочет, хохочут и все присутствующие, один только Гулевич стоит невозмутимый.
Сур в конце концов говорит: "морген", Гулевич очень доволен и отвечает "Гут" и Лентовский удаляется ни с чем.
"Вас кан их махен мит Гулевич"! обращается Сур к присутствующим, и уходит. Вслед за ним уходит и Гулевич, направляясь в буфет и жалуясь на усталость.
"Морген" происходит сцена в таком-же роде, и в конце концов требования переводятся Суру при участии постороннего лица.
Если Гулевич и имел в Одессе успех, то разве как рассказчик и то не потому, чтобы он был хороший рассказчик, а исключительно благодаря содержанию рассказов, которое всегда отличалось новизной. Гулевич, по неистощимому запасу рассказов, был чуть-ли не единственный из всех рассказчиков, которых я когда либо знал.
Как человек Гулевич был очень добр и считался хорошим товарищем; деньгам он цены не знал и хотя часто нуждался, но получая деньги, он долго держать их при себе не мог и быстро тратил, тратил, впрочем, не один, а всегда в обществе товарищей. При деньгах Гулевич никогда не отказывал товарищу дать взаймы, не требуя обратно, но и сам, занимая, тоже никогда не отдавал. Помню я в Курске такой случай, по-моему, свидетельствующий о доброй душе Гулевича. Служил одновременно с ним "маленький" актер Николаев, получавший гроши. Узнал Гулевич, что Николаева удаляют с квартиры за невзнос платы; денег у Гулевича не было, но он, желая помочь товарищу, пошел в трактир "Комаров", где в дворянском зале по вечерам собиралось именитое купечество. Спустя часа три Гулевич возвратился и дал Николаеву 10 руб. Оказалось, что деньга эти Гулевич получил от одного из купцов за рассказанные им двадцать анекдотов.