Адрианополь, 26 февраля
Пятый уже день мы проживаем в Адрианополе. Пока мы собирались и двигались из Казанлыка, дивизия наша успела уже передвинуться из Мустафа-Паши в какой-то городок Чорлу, лежащий на средине железнодорожного сообщения между Адрианополем и Константинополем, куда и нам приказано поспешать. Поход от Казанлыка до Адрианоноля совершился благополучно, без особых приключений. На переезде до Эски-Загры мы встретили огромную будку битком набитую жидами.
-- Куда, зачем и почему? -- осыпали мы их вопросами.
-- Назад, домой, в Россию,-- отвечали они целым кагалом.
-- Что, так скоро?
-- Совсем мир,-- кричат они,-- на Адрианополе все дешевле стало, коньяк, хлеб, мясо -- все дешево стало.
Слово мир, еще сказанное жидами, которые везде и обо всем имеют вернейшие сведение, обрадовало нас несказанно и еще более подкрепило наши надежды на скорое возвращение в Россию. Но не успели мы приехать в Эски-Загру, не успели еще отыскать себе квартиру, как случайно встретившийся с нами на улице эскизагрский окружный начальник с первого же слова разочаровал нас совершенно, утверждая положительно и на основании самых достоверных сведений им полученных, что англичане сделали уже высадку в Константинополе, что новое турецкое министерство и слышать не хочет о мире, что султан развернул наконец "знамя пророка" и что война настоящая только теперь-то и начинается. С озлобленно-недоверчивым чувством слушали мы этого зловещего ворона, думая про себя: кто же из них прав -- жиды ли маркитанты или эскизагрский окружный начальник?
В Эски-Загре мы простояли целые три дня и имели возможность подробно осмотреть этот несчастный, варварски разрушенный город. Видели развалины великолепнейших дворцов, принадлежавших богачам-туркам и болгарам; всюду мрамор, фонтаны, бассейны воды, колонны, арки, обломки статуй и чудные сады с кипарисами, миртами и оливами, и все это разрушено, разбито, обожжено и переломано... Видели остатки обширного гостиного двора, заходили в полуразрушенные общественные бани, настоящие "восточные" -- какая роскошь, всюду мрамор и фантастическое освещение стеклянными звездами с потолка, устроенного конусообразно; были и в арсенале, куда турки складывали оружие, отобранное ими у болгар еще в самом начале нынешней войны; взлезали на минареты большой мечети, теперь уже обращенной болгарскими священниками в церковь, и любовались великолепными окрестностями, видными на целые десятки верст. Страшные развалины несчастного города представляются еще поразительнее, когда смотришь на них чуть не с высоты птичьего полета. Заходили и в самую мечеть-церковь. Странное впечатление производит она: в куполе и по стенам огромные турецкие надписи из Корана, а в одном углу ничем не покрытый столик и на нем христианская икона и деревянный крест с Распятием; на столике славянские богослужебные книги московской печати, по которым совершается православное богослужение... Осматривая эту мечеть-церковь невольно подумаешь: "Кое общение света со тьмою, Христа с Магометом?". Мы спросили одного священника, отчего они не уничтожают турецких надписей? Он сконфузился, видимо, растерялся и как-то нерешительно отвечал, что еще не успели этого сделать... А на самом деле они еще боятся турок, еще не верят в благополучный для них исход настоящей войны и оставляют турецкие надписи из опасения, что турки могут снова вернуться и тогда им, болгарам, придется жестоко поплатиться за поругание магометанской святыни... Были мы в этой же самой мечети-церкви во время общего поминовения усопших в субботу мясопостную: толкотня страшная и беспорядок возмутительный -- бабы-болгарки шумят и толпятся со своими панихидами (коливо), мальчишки в шапках бегают по церкви во время самого богослужения!... Вообще, судя по тем прискорбным явлениям, какие мне привелось наблюдать во многих городах Болгарии, думаю, что церковная дисциплина и благочиние в болгарской церкви потребуют от ее представителей коренных мер; настоящие же недостатки и нестроения по этой части вполне извиняются тяжким многовековым положением и самой церкви, и ее паствы.
Переезд нашего обоза по эскизагрскому ущелью не обошелся без приключения: одна линейка полетела с небольшой кручи со всеми своими принадлежностями, с людьми и лошадьми, но очень удачно, так, что и кони, и люди отделались только ушибами и царапинами, и только сама линейка разбилась вдребезги. Поэтому в Эски-Загре назначена дневка и обычная починка обоза. Ну уж этот нам обоз, чистое наказание Божие! И кто только выдумал эти безобразные колымаги? Сколько несчастных лошадей испортились, искалечились или совсем пропали от натуги при перетаскивании этих уродин через Балканы... Любопытно было бы по окончании войны подвести хотя приблизительные итоги: сколько во всех наших подвижных дивизионных лазаретах искалечилось и погибло лошадей единственно по милости неуклюже устроенного обоза? А чего стоило все это нашей казне? Чего стоили и все наши лазаретные обозы, которые по окончании войны несомненно нужно будет бросить за совершенною их непригодностью?
А вот еще один эпизод из нашей дневки в Эски-Загре. Проходя мимо какого-то разрушенного дома, мы увидали протянутую к нам из подвального оконца костлявую женскую руку; мы остановились, заглянули в оконце; в темном подвале едва заметно копошатся какие-то человеческие фигуры; мы обошли кругом разрушенного дома и с большим трудом попали в подвал. Ужасную картину увидели мы тут; шесть старух-турчанок, видимо брошенных своими семействами на произвол судьбы, заживо томились смертельным голодом или боясь мести болгар, или не имея силы выползти на свет Божий из этого темного, сырого и вонючего подвала. В углу лежал скорченный труп седьмой старухи, умершей страшною голодною смертью... Мы помогли им чем могли, а придя на квартиру, рассказали об этом другим нашим товарищам, и все они, дай Бог им здоровья, с готовностью поспешили подать руку помощи несчастным женщинам. Сказали коменданту, пригрозили болгарам, заседающим в городском управлении, и судьба бедных старух обеспечена.
Рано утром, 19 февраля, мы выступили из Эски-Загры и около полудня пришли к назначенному по маршруту месту в деревушку Айкиой. Сейчас же по приходе я отслужил под открытым небом торжественный молебен по случаю высокоторжественного дня восшествия на престол государя императора. Горсть уцелевших жителей деревни, болгар, заслышав стройное пение наших певчих, сбежались к нам на молебен и когда, по произнесении мною многолетия, они стали подходить к кресту, то некоторые из них, целуя крест, с одушевлением повторяли простодушно: "О, Цару Александру на многа лета-та!". Как отрадно было нам слышать имя нашего монарха, произносимое полуодичалыми жителями пустынной болгарской деревушки! Вот уж истинно: во всю землю изыде вещание о Нем...
Свободное копирование
