2 декабря. Утром приобщил всех вчера ампутированных, а потом вместе с Елисеем мы кормили и поили этих несчастных безруких и безногих. Моего милого пациента Каленика я кормлю из своих рук: накрошу булки в горячее молоко и даю ему чайной ложечкой, точь-в-точь как кормят малых детей. Окончив утреннее кормление наших убогих, я отправился на кладбище и похоронил 15 умерших, а также руки и ноги вчера отрезанные в операционной палатке. Не умею передать тебе испытанного мной ощущения, когда из рогожки вывалили в могилу несколько почернелых и окровавленных рук и ног. Человек еще жив, а часть его уже в могиле... После погребения я обошел все землянки и домики, в которых помещаются раненые офицеры: есть раны тяжелые, мучительные, например, у Квантена в живот, страдает он ужасно; есть и безобразные: у одного офицера пуля оторвала нос до самого основания, а он человек еще молодой и был, кажется, очень красивый; теперь же лицо его представляет одну распухшую массу...
Посетив товарищей, я возвратился в лазарет, где производилось довольно трудное дело: размещение и усаживание легко раненых, отправляемых в госпиталь No 71, в деревню Сгалевицу. С этим же транспортом, только в наших лазаретных линейках, отправляются в Плевну 45 человек турок, бывших в нашем лазарете,-- все они тяжело раненые, по две, по три раны у каждого. Красивый народ, здоровые, плотные; все гвардейцы; между ними были три или четыре негра, черные как уголь... Замечательно терпеливый народ эти турки, а особенно негры; я видел, как раз одному из них делали перевязку разбитой нижней челюсти: в густой бороде запеклась кровь -- нужно было отпаривать горячей водой, чтобы добраться до раны; а он сам, своею рукой, обдирает запекшиеся колтуны крови, страшно при этом морщась и стиснув зубы; боль была, должно быть, ужасна, потому что у него брызнули слезы из глаз; но ни крика, ни стона не вырвалось у него при этом... Отправка раненых, даже легко раненых, дело действительно нелегкое: всякому из них хочется попасть в число отправляемых, всякий думает, что раз он попадет в транспорт, то уже непременно его повезут в Россию; поэтому вокруг телег настоящая давка: не дожидаясь переклички, не получив санитарных книжек, раненые бестолково лезут на телеги, толкаются, бередят друг другу пораненые руки, наступают на раненые ноги, кричат, стонут и вопят от боли, а сами все-таки лезут... С самого раннего утра и до обеда все возились с ними, пока рассортировали и усадили. С отъездом транспорта (отправились 243 человека) у нас сделалось и просторнее, и как-то всем легче от того именно, что мы сбыли с рук массу легко раненых, между которыми было немало беспокойных, своими просьбами и претензиями они нам постоянно докучали: то им хлеба мало, говядины мало, суп или чай не горячий, подстилки в землянках нет, накрыться им от холода нечем и т.п. Толковать каждому из них, что наш лазарет устроен только на 80 человек, тогда как в нем в настоящее время около 1 000 человек, что такая масса раненых поступила почти разом и притом неожиданно, что ничего нельзя было наперед заготовить, да и взять негде,-- толковать им все это значило терять только время. Накормить, напоить чаем два раза в день около тысячи человек, поступивших в течение двух дней, когда штат лазарета всего на 83 человека, это было нелегкое дело. Как и откуда все бралось у нашего достойнейшего комиссара П. А. Койленского, об этом знает только его высокочестная, добрая душа!..
Свободное копирование
