Глава четвертая
Переезд Е.М. Феоктистова в Петербург в 1862 г. – Министр народного просвещения А.В. Головнин. – Командировка в Варшаву. – Польша в дни восстания 1863 г. – Великий князь Константин Николаевич. – Командующий войсками граф Ф.Ф. Берг. – Александровская цитадель. – Причуды великой княгини Александры Иосифовны. – Возвращение наместника в Россию. – М.Н. Муравьев-вешатель. – Отставка А.В. Головнина
В 1862 году семейные обстоятельства заставили меня искать службы в Петербурге. За несколько времени пред тем министром народного просвещения назначен был А.В. Головнин, о котором в бытность мою в Париже приходилось мне много слышать от князя Н.А. Орлова. По словам его, это был человек чрезвычайно умный, просвещенный, либерального образа мыслей и оказывавший благотворное влияние на в. к. Константина Николаевича. Что же, казалось, лучше, как служить у такого начальника? Князь Орлов выразил готовность рекомендовать ему меня, и вскоре получил я официальное извещение, что назначен чиновником особых поручений при Головнине.
С грустным чувством покидал я Москву. Правда, ничего хорошего она для меня в это время не представляла, но все-таки я был истый москвич, и очутиться среди совершенно новой и непривычной обстановки казалось мне страшным. По приезде в Петербург я узнал, что служебные мои обязанности будут состоять в изготовлении так называемых царских обозрений, т.е. ежедневных обозрении газетных и журнальных статей для государя. Этим делом занимались уже давнишний мой знакомый П.К. Щебальский (составивший себе известность своими историческими статьями) и П.И. Капнист. Я должен был присоединиться к ним.
Все это объяснил мне А.В. Головнин при первом моем ему представлении. Впечатление произвел он на меня не совсем приятное. Я увидел пред собой человека довольно безобразной наружности, маленького роста, горбатого, -- было в нем что-то напоминавшее японца; говорил он медленно, докторальным тоном; впрочем, манеры его отличались утонченною вежливостью и вообще держал он себя джентльменом. Я состоял при нем на службе четыре года и ни разу не приходилось мне слышать, чтобы он на кого-либо вспылил, высказал сколько-нибудь резко свое неудовольствие. Злопамятства было у него, однако, очень много, но он предпочитал выждать удобного случая, чтобы спустить неприятного ему человека.
Головнин приобрел печальную известность в России. Одни ставили его очень высоко, другие считали его воплощением всяческого зла; полагаю, что ни друзья, ни враги не относились к нему достаточно беспристрастно. По моему мнению, к нему вполне применяется известный стих
Il ne merite en verite
Ni cet exces d'honneur, ni cette indignite*.
Он не заслуживает, поистине, ни этого чрезмерного почета, ни этого негодования (фр.).
Начать с того, что доброжелателей было у него гораздо меньше, чем людей, глубоко его ненавидевших, и между его доброжелателями те, которые действительно выдвигались вперед умом и способностями, смотрели на него свысока. Н.А. Милютин, например, находился в очень хороших отношениях к Головнину; по некоторым вопросам -- преимущественно по крестьянскому -- он был с ним одинакового образа мыслей и признавал за ним в этом отношении значительные заслуги; и тем не менее Милютин постоянно отзывался о нем как о дюжинной посредственности; в интимном своем кружке он называл его не иначе как "государственным прыщом"; ему казались смешными притязания Александра Васильевича разыгрывать роль глубокомысленного государственного человека; по рассказу его, Головнин давно уже обнаруживал неистовое желание занять видный пост, и однажды Милютин заметил ему, что при его трудолюбии и аккуратности должность государственного секретаря (в Государственном совете) была бы наиболее для него пригодной. Головнин обиделся, что показалось Милютину очень странным, ибо ему не приходило в голову, чтобы он имел право метить куда-нибудь дальше. Нетрудно было, однако, убедиться, что честолюбие его не имело пределов и что для удовлетворения этого честолюбия он готов был прибегать ко всевозможным интригам. Не буду останавливаться здесь на том, каким образом успел он втереться в доверие в. к. Константина Николаевича, как мало-помалу он совершенно овладел им и при разрешении крестьянского вопроса, и по управлению Морским министерством: все это известно мне лишь по слухам, и, конечно, другие лица, бывшие близкими свидетелями его неугомонной деятельности, сообщат о ней верные и подробные сведения.