7
Из всего персонала московских профессоров и литераторов ни с кем нельзя было так легко познакомиться, как с Михаилом Петровичем Погодиным. Это зависело от его общительности и простоты обращения, чуждого каких-либо церемоний. Могло статься, что в этом свойстве отражалась и сущность сословия, к которому он принадлежал по рождению и которому неведомы осторожность и раздумье при завязывании знакомств. Другое похвальное свойство Погодина выказывалось в отношениях к лицам, высшим его по какому-либо значению: он обращался с ними без боязни, говорил свободно, не понижая голоса, даже часто разноречиво с ними в обсуждении каких-либо вопросов. И. И. Давыдов изумлялся такой отваге, особенно в то время, когда он вместе с другими лицами (в числе которых находился и Михаил Петрович) гостил у графа Уварова в его Тускулуме, то есть селе Поречье: "Я не позволю себе, -- говорил он, -- обращаться так развязно с лицом, выше меня стоящим: как я могу забыть, что это лицо -- министр и мой начальник?" Так рассуждал выдающийся профессор, имевший уже генеральский чин и звезду. У него и на медной доске, прибитой ко входной двери, было вырезано: действительный статский советник Иван Иванович Давыдов.
С таким-то общедоступным человеком, как Погодин, я познакомился в первый год издававшегося им "Московского вестника" (1827). Я объявился к нему с небольшой статейкой (под названием "Четыре возраста естественной истории"), чуждой содержания, то есть научного интереса, но написанной недурным стилем, под влиянием так называвшейся "павловщины", то есть лекций М.Г. Павлова, любимого профессора в физико-математическом факультете. В это же время я увидел и С.П. Шевырева, вместе с Погодиным жившего и работавшего для журнала.
Второй визит Погодину был сделан лет через пять после первого, в 1831 или 1832 году. В это время он жил на Мясницкой улице в собственном доме, купленном у князя Тюфякина. Дом перестроивался или обновлялся по указанию нового владельца, к которому ввели меня по накладным доскам в верхний этаж: здесь он сидел в небольшой комнате, за маленьким столом, оглушаемый стуком плотничьих топоров и криком рабочих. Разговор наш по поводу издания альманаха "Сиротка" (1831) в пользу малолетних, оставшихся без приюта по смерти их родителей от холеры и помещенных на время в доме князя Павла Павловича Гагарина, беспрестанно прерывался появлением рыжего мужика, может быть, подрядчика. "Что тебе надобно?" -- спрашивал Погодин. "Пожалуйте гвоздей: все вышли". -- "Каких тебе нужно: больших или средних?" -- "И тех и других". -- "По скольку?" -- "По стольку-то". И Михаил Петрович, нисколько не смущаясь, в самом веселом и добром расположении духа, выдвигал ящик своего рабочего стола и отсчитывал требуемое число гвоздей. Тут я заметил, что на его месте я бы не стал доверяться подрядчику, помня пословицу: "Красный -- человек опасный". "Нет, не беспокойтесь: я хорошо знаком с простым народом и по физиономии тотчас отличу плута от надежного, совестливого малого. Мой подрядчик в числе второго разряда".
Такою способностью совмещать две совершенно разнородные вещи: выдачу гвоздей плотникам и изложение на бумаге своих мыслей -- некоторые, шутки ради, объясняли происхождение излюбленных Погодиным афоризмов. В самом деле, часто отрываемый от письма приходом подрядчика, он был вынужден ставить точки там, где фраза еще не оканчивалась: отсюда крайне несвязная речь, совершенно противоположная периодическому строю. Но это не афоризмы, которые выражают известные мысли, хотя и в немногих словах, но ясно, определенно и связно. У Михаила Петровича не то: у него, сплошь и рядом, предложения обходятся без подлежащих и сказуемых, и, однако ж, каждое замыкается точкой. Это, скорее, -- лаконизмы, оригинальные по своему строю, выходящие за пределы надлежащей краткости. Вот несколько образчиков: "Известие о болезни батюшки. Туда. Умер" (то есть: получил известие о болезни отца. Надобно ехать к нему, но уже поздно: батюшка уже скончался). "В университет. С Кубаревым мимо Снегирева. Все гусем к Уварову". "Скучная лекция. Хандра. Для рассеяния к Аксаковым. Анекдоты Пущина о Павле и Суворове. В бостон" {Жизнь и труды М.П. Погодина.}. Читателей поражала такая форма и давала повод к пародиям. Наиболее удачная вышла под псевдонимом Ведрина (Герцена). Граф Строгонов, прочитав ее, заметил: "Будьте уверены, господа, что Михаил Петрович сочтет ее своим собственным произведением". В похвалу Погодину необходимо прибавить, что он не сердился на подобные выходки и даже смеялся, если пародия выходила забавною. Но отзывы о книге "Год в чужих краях" (1844) огорчили его. Один из них, написанный Н.А. Полевым, помещен в петербургском журнале, в каком именно не припомню; другой, явившийся в "Отечественных записках" {1844 года, No 9.}, принадлежит мне. Каюсь искренно и сильно в этом проступке. Что делать? Тогда он считался делом похвальным, обязательным, услугой известному направлению. Всему виною литературная партия. Погодин, видите ли, принадлежал к славянофилам, а сотрудники "Отечественных записок", где я постоянно участвовал, к западникам: отсюда гнев и немилость. Погодин принес на лекцию обе статьи. Он начал ее изложением своих трудов по истории, литературе, изданию журналов и затем прочел наиболее выдающиеся места рецензий, где он подвергался глумлению. Чтение закончилось таким выводом: "Вот, милостивые государи, что я выслужил за мои многолетние труды! Вот как у нас награждается честная, добросовестная деятельность!"
Приведу остроумную заметку Хомякова об одном рассказе Погодина из его заграничной поездки. Приехав на какую-то станцию с своей супругой, путешественник заказал выпускную яичницу и жареную курицу. Он думал, что остановка будет такая же продолжительная, как на наших железных дорогах. Вдруг раздается звонок. Яичница была уже скушана, а курица осталась до следующей остановки. Обо всем этом Михаил Петрович счел нужным довести до сведения читателей. При свидании с ним Хомяков начал пенять ему: "Как тебе не совестно, любезный друг, потчевать публику такими пустяками! Какой интерес в том, что вы скушали выпускную яичницу, а жареную курицу взяли с собой? Вот если бы вы курицу скушали, а выпускную яичницу взяли с собой, это другое дело, этим следовало бы поделиться с публикой".
Свободное копирование
