Что же касается до стихов Щербины: "Испании описание -- в Испании небывание", то трудно понять, откуда возникло такое странное подозрение, такая нелепая сплетня. Может быть, поводом к тому послужили современные описания путешествий в Испанию -- французские или английские. Я сам видел два или три таковых в библиотеке Василия Петровича, но заключать отсюда о плагиате есть сущая нелепость. Какой путешественник при рассказе о том, что он видел в чужих краях, не пользовался предшествовавшими ему описаниями тех же стран. Так, например, поступал Карамзин в своих "Письмах", сообщая своим друзьям о посещении французской академии (в Париже), он присоединил к тому и краткий исторический очерк этого учреждения, без сомнения, переведенный или извлеченный им из какой-нибудь французской монографии. То же делал Фонвизин в своих "Письмах" к гр. Панину из Франции, то же самое имел право делать и Боткин: рассказывая о бое быков, он знакомит с историей этого зрелища; описывая Севильский собор, он также вводит историю его постройки. Не самому же ему сочинять эти истории. Отсюда заключение: Боткин несомненно был в Испании, но вместе с этим, само собою разумеется, пользовался описаниями других путешественников, то есть поступал так, как поступают все авторы путешествий.
Некрасов, как известно, охарактеризовал П.В. Анненкова в следующем стихотворении {"Русск[ий] архив", 1884, кн. 3, стр. 23, стр. 235: "Некрасов про ***".}:
За то, что ходит он в фуражке
И крепко бьет себя по ляжке*,
В нем наш Тургенев все замашки
Социалиста отыскал.
* Анненков действительно имел эту привычку.
Но не хотел он верить слуху,
Что демократ сей черств по духу,
Что только к собственному брюху
Он уважение питал.
Как всякая эпиграмма, в которой, по пословице, на брань слово покупается, характеристика неверна, потому что исключительна, одностороння. Талантливый, образованный и с несомненным эстетическим тактом, Павел Васильевич Анненков написал много умных статей, которые ценились образованными читателями, но не нравились читателям полуобразованным.
Литературную известность дали ему впервые "Парижские письма"; они помещались в "Отечественных записках" и умно, интересно изображали тогдашнее состояние Франции. Затем следовало издание "Писем Н. Станкевича", с приложением его "биографии". Здесь охарактеризовано движение молодых людей (так называемый "кружок Станкевича") к современной философии Гегеля. Статья, под заглавием "Литературный тип слабовольного человека", полемизирует со статьей Н.Г. Чернышевского: "Русский человек на rendez-vous", напечатанной в "Атенее" (московском журнале, издававшемся Е.Ф. Коршем) и преследовавшей нерешительность, вялость русского человека, отсутствие инициативы в героях Тургенева. Новые произведения тогдашних беллетристов встречали в Анненкове осторожного, но всегда умного оценщика, как видно из собрания его сочинений (три тома). Никто из занимавшихся сериозно отечественной литературой не сомневался в дельности, рассудительности его критики; осуждали только иногда особенность его стиля, как бы умышленно избегавшего простоты и стремившегося к фигуральным выражениям. Это был личный, субъективный слог, отражение свойств писателя, по выражению Бюффона (le style -- c'est l'homme). Тургенев, всегда ценивший талант и образованность Анненкова, сравнивал его манеру писать с замашкой такого человека, который, желая почесать у себя в голове, исполняет свое желание не просто, а, подобно акробату, через колено.
Наконец, издание сочинений Пушкина (1855--1857) с "Материалами для его биографии", равно как и самая биография, к сожалению, доведенная только до 1826 года, составляют капитальную заслугу Анненкова. Оно впервые дало возможность приступить к всестороннему изучению гениального поэта. Труды издателя были по справедливости оценены Московским университетом, избравшим его в свои почетные члены по истечении пятидесяти лет от смерти Пушкина.
Свободное копирование
