[ГЛАВА VII]
МОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО В ЖУРНАЛАХ
Я очень рано, еще на университетской скамье, начал работать для журнала, издававшегося профессором Двигубским: "Магазин натуральной истории". То были большею частью переводы из книг, относившихся к главному предмету моих занятий -- естествознанию. По выходе из университета, избрав педагогическую службу, я не прекращал так рано начатого участия в периодических изданиях: то в тот, то в другой журнал по временам я делал вклады, разумеется бесплатные, но приносившие мне пользу в том отношении, что я лично узнавал редакторов, интересовавших любознательную молодежь. Так, в первом году издания "Московского вестника" (1827) напечатана моя статья: "Четыре возраста естественной истории", пропитанная, по тогдашнему выражению студентов, "павловщиной", то есть духом и тоном лекций любимейшего нашего профессора М.Г. Павлова. Это доставило мне знакомство с издателем журнала, М.П. Погодиным, а чрез него и с С.П. Шевыревым, принимавшим деятельное участие в издании. Другая статья, в "Телеграфе" 1832 года, разбор книги А.Л. Ловецкого, профессора Московского университета "Краткое начертание естественной истории животных", познакомила меня с К.А. Полевым, который представил меня своему брату, Николаю Алексеевичу. При свидании с последним он сказал мне несколько лестных слов, после чего я почувствовал себя как бы выросшим в своих собственных глазах. Молодежь того времени держалась скромно перед известными литераторами и ласковый прием с их стороны считала особенною честью. На положенные дни для вечерних у них собраний мы смотрели как на дни табельные. Видеть на этих собраниях умных людей, слушать их умные речи было для нас наилучшим угощением, именно слушать и поучаться, а не самому врываться в разговор. Такого азарта мы себе не дозволяли по нашему малознанию или по скромности, которая и при порядочных знаниях сдерживает юношу от заносчивости, внушает ему чувство приличия, такт. Я помню, как в первый визит мой Николаю Алексеевичу завязался у него спор с А.Ф. Вельтманом о сравнительном значении Петра I и Екатерины II. Вельтман восхвалял Екатерину за ее гуманные идеи; Полевой гораздо выше ставил Петра, как такого государя, который делал свое дело, имея в виду лишь пользу своего отечества, без всякого тщеславия, без всякого желания выказать себя в блеске перед Европой. Я страшно боялся, что Полевой будет побит; к удовольствию моему, вышло иначе: он взял верх, чему я искренно обрадовался. Да и как было не радоваться? Ведь он был наш любимец; мы всласть читали его журнал. Знакомством с издателем "Телескопа", Н.И. Надеждиным, я одолжен одному из моих университетских товарищей, Н.С. Селивановскому, сыну известного в свое время московского типографщика, в доме которого он занимал квартиру. Там часто встречал я давнишнего моего приятеля, Н.Х. Кетчера, переводчика Шекспира. Он помогал Надеждину переводами с немецкого и французского; им-то было переведено первое философское письмо Чапаева, наделавшее столько шуму и причинившее переворот в судьбе редактора "Телескопа". Мое же сотрудничество в этом журнале ограничивалось грамматическими статейками, почему Кетчер и прозвал меня "великим мужем русской грамматики" {Одно из сочинений Карамзина носит именно такое заглавие.}. Замечу, что, несмотря на все уважение к таланту, знаниям и профессорской деятельности Н.И. Надеждина, у меня, равно как и у других студентов одного со мною курса, был "против него зуб" за его критические нападки на Пушкина, которые он помещал в "Вестнике Европы" из угождения его издателю, Каченовскому. Несправедливая критика, конечно, принесла ожидаемые плоды: по собственным словам Надеждина, он "въехал в университет на спине Каченовского", но такой результат, по нашему чувству, не облегчал вины, а скорее усиливал ее. Белинского, редактировавшего листок "Молву" при "Телескопе", не удавалось мне встречать у Надеждина. В первый раз я увидал его на вечере у Селивановского: он показался мне застенчивым, каким действительно и был по природе. В том же доме началось мое знакомство с В.П. Боткиным, скоро ставшее на приятельскую ногу.
Свободное копирование
