Ранней осенью 1922 года вместе с несколькими другими семьями мы ехали в товарном вагоне — это был единственный способ добраться до Москвы. Хорошо еще, что нам разрешили взять с собой вещи. В вагоне не было ни столов, ни скамеек, только вдоль стен были наскоро сколоченные полки, на которых люди спали или складывали вещи. Чемоданы и ящики заменяли мебель — кровати, столы, стулья. Моя маленькая сестра спала в одном из ящиков, мама, Аграфена и я — на полу. Еду готовили прямо в вагоне на керосинках.
Иногда поезд останавливался и часами стоял в чистом поле. Мы открывали дверь и выпрыгивали наружу — размяться и подышать свежим воздухом. В вагоне были и другие дети, я играла с ними в мяч или просто бегала, не обращая внимания на окрики взрослых: «Не убегай далеко!», «Не отходи от поезда!», «Немедленно вернись!».
Иногда поезд стоял у пшеничного или картофельного поля, и люди старались выкопать побольше картофеля и собрать зерна. Еды было мало. Когда же поезд останавливался на какой-нибудь станции, мама посылала Аграфену купить хоть что-нибудь из съестного. Трудно было представить себе, что мы едем по Украине, совсем недавно еще богатейшему краю. Везде были следы разрухи, принесенной Гражданской войной. Все, с кем мы разговаривали, рассказывали печальные истории. И не было хлеба...
Сбившись вместе в товарном вагоне, мы ехали навстречу неизвестности. Прошло три дня, пять, шесть... В набитом вагоне воцарился дух известного товарищества. Все здесь много выстрадали и многое потеряли. Наши попутчики очень хорошо относились к моей матери и, кажется, ее жалели. «Подумать только! — качали они головами. — В такое время завести ребенка!»
Аграфену так не жалели. Они, наверно, думали: «Ну, она крестьянка, ей не привыкать». А я ее очень жалела. Я считала ее своим самым надежным источником силы и поддержки. А в том, что Бог хранит мою мать, я не была уверена, потому что никогда не видела ее молящейся. Мама казалась слабой, ранимой и одинокой, так волновалась о маленькой сестренке...
В конце концов дней через десять или больше мы все же добрались до Москвы, где нас встретил отец. Мама упала к нему на грудь и разрыдалась. Путешествие закончилось. Мы выжили!
Отец привез нас в двухкомнатную квартиру своей старшей сестры. Тетя Соня жила с мужем и десятилетним племянником. Мне велели быть поосторожнее, потому что мальчик «трудный». Для меня это значило «сумасшедший». Аграфена уже мне говорила, что странное поведение — признак того, что дьявол овладел телом и душой человека. Я не осмеливалась к нему и приблизиться! Спать разместились, где смогли: на диванах, на креслах и на полу. Сестренка осталась в своем ящике.
К счастью, здесь мы пробыли недолго. Тетя Соня и мой отец не были близки; она явно не радовалась неожиданному вторжению родственников. Аграфену отправили в деревню навестить семью, и я впервые осталась без нее, в состоянии постоянной скрытой паники.
