К 1921 году военная фортуна отвернулась от белых и Екатеринодар опять перешел в руки красных. Отец уехал из города вместе с другими членами кубанского правительства и вернулся в свой кавалерийский полк. Они отступили в горы, намереваясь укрыться в соседней Грузии. Однако новое самопровозглашенное грузинское правительство, под жестким давлением советского правительства, отказало казакам в убежище и не разрешило войти на свою территорию. Белая армия гибла под непрерывными атаками красных. Пришла пора признать поражение. Кубанская кавалерия сдалась Красной армии. Всех офицеров арестовали. Некоторых расстреляли на месте.
Отца пощадили потому, что он был врачом. Его привезли обратно в Екатеринодар (теперь уже Краснодар) под конвоем и заставили работать в городской больнице. Ему разрешили навестить семью, но скоро переправили в Москву для работы по специальности в московской ортопедической больнице. Маме тоже грозил арест, но ее спасло то, что на руках у нее был маленький ребенок. Ее пощадили и даже пообещали помочь переехать в Москву и соединиться с отцом.
Жизнь в Краснодаре изменилась. Закрылись театры, рестораны и кафешантаны. Улицы погрузились во мрак, а люди предпочитали сидеть дома. Происходили бесконечные обыски домов и квартир, аресты. Однажды и в наш дом ворвалась группа грубых людей с винтовками за плечами. Почти не замечая нас, они набросились на мебель, тыкали штыками в матрасы и обивку стульев. Они выдвинули все ящики, разбрасывая по полу их содержимое. Соседи предупредили маму, что к нашему дому идут с обыском, и она успела спрятать несколько драгоценностей в канделябр в столовой. Мне было велено не смотреть на этот канделябр, чтобы не привлекать внимание.
Как странно! Когда говорят, что чего-то нельзя делать, безумно хочется сделать именно это. Невольно мои глаза все время обращались к канделябру, пока Аграфена не взяла меня на руки и не прижала мою голову к своей груди. К счастью, они не нашли драгоценностей, которые пригодились потом — их продали, а деньги пошли на еду и на сено для коровы. Правда, мама и Аграфена нередко вовсе не ели. Мама говорила: «У нас хотя бы есть корова, и у детей есть молоко».
Не хватало всего. Нам выдали карточки, и мы должны были выстаивать длиннющие очереди и покупать то, что оказывалось в магазине на тот момент. Однажды Аграфена попросила меня занять место в очереди, пока она будет заниматься другими делами, и дала мне карточки. Я стояла в очереди довольно долго и вдруг заметила, что в руке у меня больше нет карточек! Это было очень серьезно. В отчаянии я обшарила свою одежду и землю вокруг меня, но карточки пропали. Я разрыдалась. Все в очереди понимали, какое со мной стряслось несчастье.
Когда вернулась Аграфена, она сразу поняла, что делать. Идя вдоль очереди, она говорила: «Кто взял карточки у моего ребенка? Признавайтесь, именем Нашего Отца Господа Бога, Который видит все на земле и накажет грешника, взявшего карточки у маленького ребенка! Вы видели, кто взял карточки?»
И действительно, в конце концов кто-то указал на одного мужчину. Он смущенно вернул наши карточки и быстро скрылся. Аграфена очень сердилась на меня: «О чем ты только думала? Почему не следила за карточками?» Я так была рада возвращению карточек, что совсем не возражала и не защищалась.
Мама больше не была той красивой, хорошо одетой женщиной, к которой я привыкла; на ее бледном лице появились морщинки, она очень похудела. Однажды я смотрела, как она стояла перед зеркалом и пыталась расчесать и уложить свои чудесные светлые волосы. У нее ничего не получалось, и в конце концов она бросила это занятие и надела платок. И тут я почувствовала прилив любви к ней и беспокойства за нее — я начала понимать, что и она уязвима.
Иногда мама и Аграфена, уходя в город, чтобы что-нибудь продать и купить, оставляли меня приглядывать за младенцем. И хотя сестренка была хорошеньким и забавным существом, я ненавидела с ней оставаться и порой серьезно обдумывала, не выбросить ли ее в кусты или обратно туда, откуда она предположительно появилась, — на капустную грядку.
Отец и старший брат Анатолия уехали из города, но сам он, его сестра и я продолжали играть в «птиц» и кувыркаться в сене. Мы даже устроили гнездо на вишневом дереве. На фоне важных политических событий, таинственных появлений и исчезновений мужчин наших семейств и постоянных тревог матерей о том, как прокормить детей и что со всеми нами будет дальше, у нас было беззаботное счастливое детство.
Вскоре, однако, пришло известие от отца. Он просил маму приехать с семьей к нему в Москву. Мама и Аграфена приложили героические усилия, чтобы достать необходимые документы, продать имущество и таким образом выручить деньги на поездку и получить места в поезде. Поезда ходили не по расписанию, иногда и вовсе не ходили, а если вдруг отправлялись, то их брали штурмом. Тем не менее эти две женщины сумели все удачно устроить, и мы собрались в дорогу.
Анатолий очень расстроился и хотел получить гарантии, что останется навсегда моим «мужем». Хотя мы теперь расставались, он пообещал когда-нибудь меня отыскать. Я, вероятно, не отреагировала на это с достаточным энтузиазмом, потому что он так расстроился, что выпал из нашего гнезда на дереве и его увезли в больницу. Вернулся он оттуда с эффектным бинтом на лбу. Это произвело на меня такое впечатление, что я разрешила ему всегда быть моим мужем.
Поспешное обещание! Много лет спустя, выйдя замуж, я вспомнила Анатолия и, к немалому своему удивлению, ощутила легкое чувство вины. Но я никогда его больше не видела и ничего о нем не слышала.
Свободное копирование
