В 1827 году кандидат Григорович, исполнявший в правлении университета должность переводчика и при цензурном комитете писца, заболел сериозною болезнью. Для совершенного выздоровления его потребовалось продолжительное время, и правление поручило эти два занятия мне. Секретарем цензурного комитета, состоявшего при университете, был тогда П.В. Победоносцев, преподаватель на первом курсе русской словесности. Комитет собирался раз в неделю, и моя работа состояла в переписывании набело комитетских журналов. Я с удовольствием занимался этим делом, потому что мог видеть и профессоров, заходивших к секретарю побеседовать или взглянуть на новые произведения русской словесности, и на господ сочинителей и переводчиков, приносивших свои рукописи, и на посыльных из книжных лавок и типографии, получавших билеты на выпуск отпечатанных книг. Последнему разряду посетителей Петр Васильевич обыкновенно говаривал: "Скажи, братец, своему хозяину, чтоб он и мою библиотеку не обошел экземпляриком". Цензорами были профессоры, иногда по назначению комитета, а иногда по собственному их желанию. Так, Д.М. Перевощиков усердно просил присылать ему переводы романов Вальтер Скотта, которые начали тогда появляться и которые он читал с жадностию; ради интересного содержания он мирился с самым плохим переводом, вдобавок иногда написанным дурным, нечетким почерком. Чаще других являлся И.М. Снегирев, не столько за делом, сколько за сбором материалов для изумления и сатирико-скандалезных рассказов. Нередко посещали нас профессор медицинского факультета В.М. Котельницкий, о котором будет речь впереди, и Мерзляков, бравший на прочтение новые книги из библиотеки комитета. Живо помню, как последний, возвращая "Цыган" Пушкина, с негодованием бросил их на стол.
-- Ну что, Алексей Федорович, понравилось ли вам? -- спросил его Победоносцев.
-- Низко, скверно, постно и больше ничего.