***
В последних числах апреля я с ребенком уехала в Швейцарию. Стоя среди сундуков, я молча прощалась со всем, что покидала здесь.
Экипаж остановился у дверей. Снесли мой багаж, он не был многочислен; мы спустились за ним.
Арман понял меня и избавил от прощания наедине; я была ему благодарна за это.
Мы ехали в омнибусе, одном из тех экипажей, которые содержатся большими компаниями для удобства путешественников.
Все было готово, и мы сели.
В эту минуту, как это уже несколько раз повторялось в моей жизни, произошло непонятное событие, точно отблеск невидимой жизни.
Было шесть часов -- время, в которое эта часть бульвара наиболее оживлена.
Прекрасный весенний день клонился к закату, последние лучи солнца скользили по крышам домов.
Консьерж захлопнул дверцу экипажа и, держа фуражку в руке, стоял на панели в ожидании нашего отъезда. Кучер сел на козлы, взял вожжи и слегка коснулся лошадей кнутом, чтобы они двинулись в путь.
Они не тронулись с места.
Кучер несколько усилил голос и прибегнул к кнуту и вожжам.
Лошади не двигались.
Кучер повторил свой маневр.
Ни один мускул не дрогнул у лошадей. Они стояли как вкопанные, точно составляли одно целое с землей, окоченевшие, закинув головы с ощетинившейся гривой.
Консьерж подошел к ним, взял за узду, похлопал их и старался словами двинуть их в путь.
Все было напрасно.
Тогда кучер, разозлившись, принялся бить их и неистово тянуть вожжами. Лошади по-прежнему стояли неподвижно.
Собрался народ, торговцы выбежали из своих лавок, лакеи у "Пальярда" с любопытством оглядывались в нашу сторону; кучера, стоявшие возле "Водевиля", подошли и с серьезным видом оглядывали лошадей; с бульвара все больше и больше пребывало любопытных прохожих... оказалось целое сборище. Я заметила, что прохожие смотрели сначала на лошадей, затем заглядывали к нам в карету, как бы ища соотношения между упорством лошадей и нашими личностями.
Два извозчика взяли лошадей под узду и старались насильно заставить их двинуться, между тем как кучер изо всех сил колотил их.
Но сколько они ни тянули и ни колотили -- лошади застыли в неподвижности.
Я взглянула на Армана. Бледный от страха, он стоял в углу с дрожащими губами и руками.
-- Лошади не хотят увезти твое счастье, -- сказала я.
Это прозвучало насмешкой, а между тем, это было правдой. Какое-то ощущение торжества, победы поднимало мою душу высоко над земной горечью, над человеческим страданием.
Каким чужим и далеким показался он мне в эту минуту!
Какой-то старик, стоя возле дверки, сказал нам через спущенное окно:
-- Встаньте... лошади пойдут.
Мы вышли, и лошади бросились во весь опор по бульвару. Мы пошли за ними. Против Лионского кредита, среди целой вереницы экипажей, кучер, не потерявший нас из виду, остановился возле тротуара; мы поспешно вскочили, и карета покатила.