Дыхание смерти
В Улясутай мы прибыли в день возвращения отряда, отправившегося разоружать охрану Ван Сяо-цуна. На своем пути отряд встретился с полковником Домоировым, и тот приказал им не только обезоружить, но и ограбить китайцев, и, к сожалению, лейтенант Стрижин выполнил этот противозаконный приказ. Присвоив себе ворованные китайские шинели, сапоги и наручные часы, русские офицеры покрыли себя позором и много потеряли в общественном мнении. Серебром и золотишком они тоже не побрезговали. Ограбленные русскими, монгольская жена Ван Сяо-цуна и ее брат, вернувшись с отрядом, заявили властям свой категорический протест. Что касается китайских чиновников и их охраны, то они добрались до китайской границы с превеликим трудом, натерпевшись от холода и голода. Нас, иностранцев, удивили почести, с какими подполковник Михайлов встретил Стрижина; позже этому нашлось объяснение: с Михайловым поделились ворованным серебром, а его жене подарили красивое, богато украшенное седло Фу Сяна. Чултун Бейли потребовал, чтобы ему передали для сдачи китайским властям все отнятое оружие, а также ворованные вещи, но Михайлов отказался. После этого мы, иностранцы, порвали все отношения с русским отрядом. Между монголами и русскими отношения тоже стали натянутыми. Некоторое время спустя офицеры выразили свое несогласие с действиями Михайлова и Стрижина, что еще больше накалило обстановку.
Примерно в это же время, одним апрельским утром, в Улясутай въехал небольшой вооруженный отряд. Всадники остановились в доме большевика Бурдукова, который передал им, по дошедшим до нас слухам, много серебра. Всадники называли себя бывшими офицерами царской гвардии. Это были полковники Полетика, Н.Н. Филиппов и три его брата. По их словам, они взяли на себя миссию объединить всех белых офицеров и солдат в Монголии и Китае и вести их в Урянхай на битву с большевиками — после того как уничтожат войско барона Унгерна и вернут Монголию Китаю. Назвали они себя представителями Центрального союза Белого движения в России.
Живущие в Улясутае русские офицеры встретились с ними, ознакомились с их документами и допросили. В результате оказалось, что рассказы этих субъектов о своих целях — сплошное вранье. Поле-тика занимал крупный пост в военном комиссариате большевиков, а один из братьев Филипповых помогал Каменеву в установлении контакта с Англией. Никакого Центрального союза Белого движения не существовало, а битва в Урянхае являлась приманкой, на которую должны были клюнуть белые офицеры. С большевиком Бурдуковым группа поддерживала постоянную связь.
Офицеры не могли прийти к единому мнению, что делать с этими «представителями». Голоса разделились. Подполковник Михайлов, еще несколько офицеров, а также подоспевший со своим отрядом полковник Домоиров присоединились к группе По-летики. Впрочем, Домоиров поддерживал отношения с обеими сторонами и, не переставая интриговать, назначил в конце концов Полетику комендантом Улясутая, послав барону Унгерну подробный отчет о городских событиях. В этом документе он уделил много места моей персоне, обвинив меня в подстрекательстве и неповиновении приказам. Его офицеры неотступно следовали за мной по пятам. Советы поостеречься поступали ко мне из самых разных источников. Домоировская банда во главе со своим предводителем громко вопрошала, какое право имеет какой-то иностранец вмешиваться в монгольские дела? Как-то на собрании один из приспешников Домоирова задал мне этот вопрос в упор в надежде спровоцировать ссору. Я невозмутимо ответил:
— А на каком основании вмешиваетесь в них вы, русские эмигранты, у которых нет прав нигде — ни здесь, ни на родине?
Офицер ничего не ответил, но пылающие злобой глаза сказали мне многое. Этот взгляд перехватил мой друг, сидевший тут же, — расправив свою внушительных размеров фигуру, он подошел к офицеру и, возвышаясь над ним, нарочито потянулся, как после сна, и небрежно бросил: «Неплохо было бы сейчас побоксировать».
Однажды люди Домоирова чуть не захватили меня, но им помешала бдительность нашего отряда. Я поехал в крепость, надеясь договориться с монгольским сайтом об отъезде из Улясутая всех иностранцев. Чултун Бейли задержал меня, и я покинул крепость часов в девять вечера. Ехал не спеша. Приблизительно в полумиле от города три человека, выскочив из канавы, бросились ко мне. Я хлестнул изо всей силы коня, но тут из соседнего оврага показались еще несколько человек. «Хотят отрезать мне путь к спасению», — пронеслось у меня в голове. Неожиданно они повернули к моим врагам и схватили их; тут-то я услышал голос одного знакомого иностранца, он окликал меня. Вернувшись, я увидел трех домоировских офицеров в окружении польских и других солдат, а во главе моих спасителей — верного друга-агронома. Он с такой силой скручивал офицерам руки за спиной, что у тех кости хрустели. Закончив работу, он с полной серьезностью заявил, потягивая свою неизменную трубку: «Думаю, их стоит утопить».
Важность, с какой он сделал это заявление, а также нескрываемый страх домоировских офицеров меня рассмешили; я спросил, зачем они напали на меня. Опустив глаза, офицеры молчали. Молчание было достаточно красноречивым: мы и без того ясно понимали, что они собирались со мной сделать. Револьверы оттягивали их карманы.
— Ну что ж! — сказал я. — Все понятно без слов. Сейчас мы вас отпустим, но скажите своему начальнику, что в следующий раз никакой пощады не будет. А ваше оружие я сдам коменданту Улясутая.
Мой друг все с той же основательностью стал развязывать пленников, приговаривая: «А я бы скормил вас рыбам!» Затем мы вернулись в город, предоставив офицерам добираться самостоятельно.
Домоиров продолжал посылать нарочных барону Унгерну, в Ургу, требуя себе широких полномочий и сопровождая эти просьбы доносами на Михайлова, Чултуна Бейли, Полетику, Филиппова и меня. С хитростью азиата продолжал он сохранять хорошие отношения с теми, кому готовил гибель от руки сурового воина, барона Унгерна, получавшего информацию о происходящем в Улясутае только из одного источника. Вся наша колония пребывала в состоянии крайнего возбуждения. Офицеры разделились на партии, солдаты, сбиваясь в кучки, обсуждали события дня, поругивая командиров; настроенные людьми Домоирова, они позволяли себе позубоскалить на их счет: «У нас сейчас семь полковников, они перегрызлись между собой — каждый хочет быть главным. Связать бы их да всыпать хорошенько. Кто выдюжит, тому и командовать».
Эта зловещая шутка хорошо показывала степень разложения в русском стане.
— Похоже на то, — заметил мой друг, — что скоро мы будем иметь удовольствие видеть у себя в Улясутае Совет солдатских депутатов. Храни нас Господь! Что плохо — вокруг совсем нет лесов, где бы добрый христианин мог укрыться от этих проклятых Советов. Чертова Монголия — плешь плешью, никуда не деться!
Перспектива Совдепии была не столь уж нереальной. Солдаты захватили арсенал, сданный по до говору китайцами, и растащили оружие по казармам. Участились пьянки и драки, процветали азартные игры. Мы, иностранцы, внимательно следили за развитием событий и наконец решили оставить Уля-сутай, превратившийся в средоточие низких страстей, раздоров и прямых угроз. По нашим сведениям, группа Полетики тоже собиралась днями покинуть город. Мы разделились на две группы: одна отправилась старым караванным путем через Гоби, южнее Урги, по направлению к Куку-Хото или Квейхуаченгу и Калгану; наша же группа, состоящая, помимо меня, из моего друга и двух польских солдат, двинулась к Урге с заходом в Зайн-Шаби, где назначил мне встречу в своем последнем письме полковник Казагранди. Так мы оставили позади Улясутай, где пережили столько волнующих дней.
На шестой день после нашего отъезда в Улясутай прибыло монголо-бурятское соединение под командованием бурята Вандалова и русского капитана Безродного. Впоследствии я познакомился с ними в Зайн-Шаби. Их послал из Урги барон Унгерн для наведения в городе порядка, приказав затем двигаться в сторону Кобдо. На пути из Зайн-Шаби Безродный наткнулся на отряд Полетики и Михайлова. Их обыскали и нашли подозрительные документы, а у Михайлова и его жены еще и серебро и прочие вещи, отнятые у китайцев. Безродный отправил Н.Н. Филиппова к барону Унгерну, трех человек из отряда отпустил на свободу, а остальных приказал расстрелять. Так в районе Зайн-Шаби прекратила существование группа Полетики, а часть улясутайских эмигрантов простилась с жизнью. Добравшись до Улясутая, Безродный тут же поставил к стенке Чултуна Бейли, наказав его таким образом за нарушение договора с китайцами, затем то же самое проделал с несколькими русскими беженцами, сотрудничавшими с большевиками, До-моирова арестовал и выслал в Ургу — словом, навел порядок. Так исполнились мрачные предсказания относительно судьбы Чултуна Бейли.
Зная о доносах на меня, посылаемых Домоиро-вым барону Унгерну, я тем не менее решил направиться в Ургу, не уклоняясь в сторону, подобно По-летике, который был все же захвачен Безродным. Привыкнув смотреть опасности в лицо, я поехал на встречу с ужасным «кровавым бароном». Судьбу не обманешь. Ничего плохого я не сделал, а страх после всего пережитого перестал ощущать. В дороге нас нагнал всадник-монгол, рассказавший о гибели наших улясутайских знакомцев. Он переночевал с нами в уртоне, поведав древнюю легенду:
— Это было давно, когда Китаем еще правили монголы. Князь Улясутая Белтис Ван сошел с ума. Он казнил кого хотел без суда и следствия, и никто не смел проезжать через его город. Тогда прочие князья и богатые монголы осадили Улясутай, где безнаказанно лютовал Белтис, оборвав все связи города с внешним миром. В Улясутае начался голод. Люди съели всех коров, овец и лошадей, и тогда Белтис Ван с вооруженным отрядом решил прорваться сквозь вражьи ряды и бежать на запад, в земли подвластного ему племени олетов. Все они погибли. Князья по совету хутухты Байанти похоронили мертвых на склонах гор, окружавших Улясутай. Во время погребального рбряда произносились магические заклинания, дабы насильственная смерть не посещала более эти места. На могилы водрузили тяжелые камни, а хутухта объявил, что демон Насильственной смерти объявится снова, когда эти камни обагрит человеческая кровь. Легенда жила долго. И вот предсказанное свершилось. На этом месте русские убили трех большевиков, а китайцы — двух монголов. Злой дух Белтис Вана вырвался из-под тяжелого камня и пошел косить народ. Погиб благородный Чултун Бейли, расстрелян рус ский нойон Михайлов — смерть вылетела из Улясутая на волю и теперь гуляет по безграничным равнинам. Кто остановит ее? Кто свяжет руки убийцам? Плохие времена наступили для богов и добрых духов: злые демоны ополчились против них. А что остается человеку? Только умирать…