Демон джагистая

Демон джагистая

Наш маленький отряд — четверо верхом на верблюдах, еще один верблюд с поклажей — направлялся вдоль долины реки Боягол на север, к горам Тарбагатай. Каменистая тропа была покрыта глубоким снегом. Верблюды продвигались вперед медленно, тщательно обнюхивая дорогу, и наш проводник то и дело покрикивал: «Ок! Ок!» — поторапливая своих помощников. Оставив позади крепость и китайский дуган, мы обогнули горный хребет и, переправившись несколько раз через незамерзшие ручьи, начали восхождение. Подъем был трудным и опасным. Верблюды осторожно выбирали место, куда поставить копыто, и непрерывно шевелили ушами, что делают обычно при сильном волнении. Тропа то петляла над обрывом, то взвивалась вверх, к самой вершине хребта, то вновь спешила в узкую долину, но тем не менее упорно набирала высоту. В одном месте мы разглядели сквозь серую дымку облаков, окутавших горную вершину, темневшее на безграничном снежном полотне пятно.

— Это обо, священные алтари, защищающие путников от злых духов, стражей этого перевала, — объяснил нам проводник. — Место называется Джагистай. Множество сложенных о нем легенд, древних, как сами горы, живут и по сей день.

Мы упросили его рассказать нам некоторые из них.

Монгол, покачиваясь на верблюде и сторожко поглядывая по сторонам, начал свой рассказ:

— Это было давно… очень давно… Внук великого Чингисхана сидел на китайском троне и управлял всей Азией. Китайцы убили своего хана и собирались извести всю ханскую семью, но святой старец-лама похитил жену хана и его малолетнего сына из дворца и доставил на быстроногих верблюдах в наши родные степи, по другую сторону Великой Китайской стены. Китайцы долго не могли напасть на след беглецов, но наконец выследили-таки их. Лучшие воины на самых быстрых лошадях поскакали в погоню. Вот-вот догонят китайцы наследника, но тут лама, помолившись, испросил у небес снегопад. Верблюды могли продвигаться в глубоком снегу, а лошади вязли. Сам лама был из дальнего монастыря — вы увидите его, когда будем проезжать Джахантси-Куре. Чтобы попасть в этот монастырь, надо перейти Джагистай. И вот у самого перевала старый лама неожиданно почувствовал себя плохо, покачнулся в седле и упал мертвым. Вдова Великого хана, Та Син Ло, залилась слезами, но, увидев внизу нагонявших их китайцев, спешно продолжила путь к перевалу. Измученные верблюды останавливались каждую минуту, как ни подгоняла их несчастная женщина. Китайские всадники приближались; уже слышались их радостные крики в предвкушении щедрой награды, обещанной мандаринами за убийство наследника Великого хана. Нужно было только доставить головы матери и сына в Пекин, где бы их выставили на площади Чьен-Мень, чтобы народ мог вволю потешиться. Испуганная мать подняла вверх малютку и обратилась с мольбой к небесам:

«Мать-Земля и боги монгольские, спасите потомка великого человека, прославившего Монголию по всему свету! Не допустите гибели праправнука Чингисхана!»

Вдруг она заметила сидевшую неподалеку на скале белую мышку. Та прыгнула к ней на колени и промолвила:

«Меня послали помочь тебе. Продолжай спокойно свой путь и ни о чем не беспокойся. Преследователи твоего сына, которого ожидает славное будущее, обречены и скоро погибнут».

Но Та Син Ло не поверила, что одна маленькая мышка сумеет остановить триста воинов. Тогда мышка спрыгнула на землю и вновь заговорила:

«Я Джагистай, демон Тарбагатая. Боги любят меня, и могущество мое безгранично, но из-за того, что ты засомневалась в возможностях говорящей мышки, Джагистай теперь станет опасен не только для плохих людей, но и для хороших».

Вдова хана и ее сын спаслись, но Джагистай сдержал свое обещание. Проходя через перевал, нужно быть осторожным и смотреть в оба; демон только и ждет, чтобы погубить ни в чем не повинных путешественников.

Вершины Тарбагатая густо усеяны обо из камней и сучьев, а в одном месте высится целая башня из обломков скал — жертвенник, сложенный, чтобы умилостивить богов и получить прощение за неверие Та Син Ло. Демон, очевидно, поджидал нас. Стоило начать подъем на центральный хребет, как завывал, а под конец запорошил нам снегом глаза, вздымая в воздух целые сугробы. В двух шагах ничего не было видно, мы с трудом различали очертания идущего впереди верблюда. Неожиданно я почувствовал толчок, вздрогнул и огляделся. Я по-прежнему удобно сидел между двумя кожаными мешками с мясом и хлебом, только… моего верблюда не было подо мной. Он исчез. По-видимому, поскользнулся и рухнул в пропасть, а незакрепленные мешки, наткнувшись на скалу, застряли вместе со мной в снегу. Вот такую шутку сыграл со мной демон Джагистая, но этого ему показалось мало. Он, видимо, гневался всерьез. Яростные порывы ветра почти сносили моих спутников с верблюдов вместе с мешками; снежная крупа слепила глаза, затрудняя дыхание; наши горбатые рысаки чуть не падали с ног. Так мы тащились долго, увязая в снегу и постоянно балансируя над пропастью. Наконец мы достигли небольшой долины, где ветер выл на тысячи разных голосов. Темнело. Наш проводник несколько раз проехался взад-вперед в поисках тропы, потом вернулся назад и, разведя руками, сказал:

— Мы сбились с пути. Нужно заночевать здесь. Дело плохо: дров нет, а холод скоро усилится.

С большим трудом, под атаками ветра мы окоченевшими руками поставили палатку и внесли в нее бесполезную теперь печку. Завалив палатку снегом, прокопали в сугробах глубокие канавки и заставили верблюдов лечь в них на колени, понукая криком: «Дзук! Дзук!» Затем внесли в палатку мешки.

Мой друг взбунтовался при мысли, что ему всю ночь придется мерзнуть, да еще рядом с печкой.

— Пойду искать дрова, — решительно заявил он и, взяв топор, вышел из палатки.

Через час он вернулся, волоча за собой здоровенный обрубок телеграфного столба.

— Эй, вы, Чингисханы, — сказал он, растирая замерзшие руки, — берите-ка топоры и карабкайтесь на гору слева от палатки. Там повалены телеграфные столбы. Старый Джагистай, с которым я теперь на короткой ноге, привел меня к ним.

Оказалось, что поблизости проходила российская телеграфная линия, связывающая до прихода большевиков Иркутск с Улясутаем; китайцы, вернувшись, приказали монголам срубить столбы и снять с них провода. Теперь эти столбы были спасением для проходящих через перевал путешественников. Вот и мы провели ночь в теплой палатке, хорошенько подкрепившись мясным супом с вермишелью — и это в самом сердце владений гневного Джагистая! На следующее утро мы отыскали тропу в двухстах или трехстах шагах от палатки и продолжили наше трудное путешествие по Тарбагатаю. На подступах к долине реки Адер наше внимание привлекла стая красноклювых монгольских ворон, круживших над скалами. Приблизившись, мы обнаружили два свежих трупа — всадника и его лошади. Трудно было понять, что тут произошло. Они лежали рядом, мужчина все еще держал поводья в левой руке, никаких следов пули или ножа. Лица мужчины разглядеть было невозможно. На нем был монгольский плащ, но брюки и тужурка — европейские. Тщетно мы задавались вопросом, что же с ним случилось?

Наш монгол, понурив в тревоге голову, проговорил тихо, но убежденно:

— Месть Джагистая. Всадник не совершил жертвоприношения в северном обо, вот демон и задушил обоих.

Наконец мы оставили Тарбагатай позади. Впереди лежала долина Адера — узкая, поросшая густой травой, стиснутая горами, она вилась вдоль реки. По обеим сторонам делившей ее пополам дороги беспорядочно валялись целые и порубленные теле графные столбы, спутанные провода. Разрушение телеграфной линии между Иркутском и Улясутаем было закономерным звеном агрессивной политики Китая в Монголии.

Вскоре нам стали попадаться крупные стада овец, животные разрывали снег, отыскивая сухую, но очень питательную траву. Иногда мы видели на крутых горных склонах яков и волков. А вот пастуха заметили лишь однажды: как правило, завидев нас, они тут же прятались в горах или оврагах. Юрты нам не встречались. Свои передвижные жилища монголы ловко скрывают от посторонних глаз и от ветра в скалах. Кочевники как никто умеют выбрать место для зимовки. Мне часто приходилось забредать зимой в монгольские юрты; стоит только свернуть к ним с ветреной равнины, как тут же, сдается, попадаешь в теплицу.

Продвигаясь вперед, мы увидели вдали большую отару овец, но, подъехав поближе, обнаружили, что на равнине теперь пасутся лишь редкие стада, остальные уже отошли на значительное расстояние. В стороне можно было разглядеть еще тридцать или сорок животных, они карабкались и прыгали по горным склонам. Достав бинокль, я стал их рассматривать. Оставшаяся часть стада были обыкновенные овцы; те же, что ушли на другой край, оказались монгольскими антилопами (gazella qutiurosa), а те, что ускакали в гору, горными баранами (ovis argali). Вся эта смешанная компания мирно паслась скопом на равнине, привлеченная вкусной травой и чистой водой. В реке было много полыней, и кое-где над водой поднимались клубы пара. Постепенно антилопы и горные бараны стали поглядывать в нашу сторону.

— Скоро они начнут перебегать нам дорогу, — засмеялся монгол. — Забавные твари. Иногда идут за тобой не одну милю, только чтобы перебежать дорогу перед носом у лошадей, а потом, довольные, скачут прочь.

Я был знаком с этой привычкой антилоп и решил воспользоваться ею для охоты. Вот что мы придумали. Один монгол с навьюченным верблюдом продолжал двигаться по дороге, мы же трое повернули направо и, вытянувшись полукругом, направились к стаду. Озадаченные антилопы замерли, напряженно вглядываясь в нашу сторону. Согласно неписаным правилам, они должны были перебежать дорогу всем четверым. Наш маневр явно смутил их. В стаде насчитывалось около трех тысяч голов. Все это воинство начало беспомощно метаться из стороны в сторону. Вот большая группа устремилась было к нам, но, вспомнив о четвертом путнике, повернула назад, а потом все повторилось заново. Около пятидесяти животных, разбившись на два отряда, приблизились ко мне. Когда нас разделяло уже сотни полторы шагов, я с громким криком выстрелил. Антилопы застыли как вкопанные, а опомнившись, стали кружить на одном месте, сталкиваясь лбами и даже пытаясь перепрыгнуть друг через друга. Паника дорого обошлась им: за это время я успел выстрелить четыре раза, убив двух великолепных антилоп. Мой друг оказался еще удачливей: выстрелив только раз в бегущее стадо, он одной пулей сразил сразу двух животных.

Тем временем горные бараны забрались уже высоко в горы и, выстроившись, как солдаты, в ряд, поглядывали на нас сверху. Даже на таком расстоянии я мог любоваться их великолепным сложением, гордой посадкой головы и мощными рогами. Подобрав добычу, мы нагнали уехавшего вперед монгола и продолжили путь. По дороге нам попадались трупы овец — рога вырваны, бока разрезаны.

— Работа волков, — заметил наш проводник. — Их здесь много бродит.

Еще не раз встречались нам стада антилоп, они долго сопровождали нас, а улучив момент, длинными прыжками перебегали дорогу. Пронесясь стрелой шагов двести, животные останавливались и принимались преспокойно пастись. Однажды я нарочно повернул верблюда назад — стадо вновь насторожилось и помчалось мимо меня. Отбежав на расстояние, сочтенное безопасным, антилопы еще раз на бешеной скорости, словно под ними были раскаленные угли, пересекли мне дорогу и вновь возобновили свои раздумчивые поиски пропитания — как раз по ту сторону дороги, где мы их впервые спугнули. Как-то я трижды проделывал такой фокус с одним стадом антилоп — всякий раз они вели себя одинаково, не в силах сопротивляться своей глупой привычке, что меня очень смешило.

В долине нас ждала пренеприятная ночь. Мы разбили привал у замерзшего источника; высокий берег защищал нас от пронизывающего ветра. Затопили печь, вскипятили воду. В палатке было тепло и уютно. Мы мирно отдыхали, предвкушая удовольствие от предстоящего ужина, когда внезапно за войлоком раздался вой и жуткий — казалось, вырвавшийся из самых недр ада — хохот. В ответ послышались протяжные и скорбные завывания с другого конца долины.

— Волки, — невозмутимо объяснил проводник, взял мой револьвер и вышел из палатки. Он отсутствовал довольно долго, наконец раздался выстрел, и вскоре монгол вернулся.

— Немного напугал их, — сказал он. — Собрались на берегу Адера у верблюжьего трупа.

— А наших верблюдов не тронут? — спросили мы в один голос.

— Сейчас разведем костер снаружи — тогда они не потревожат нас.

Поужинав, мы вернулись в палатку, но я еще долго лежал без сна, прислушиваясь к треску горящих поленьев, глубоким вздохам верблюдов и отдаленному вою волчьей стаи. Наконец все звуки отступили, и я заснул. Не знаю, сколько я спал, но вдруг резко проснулся от сильного толчка в бок. Мое место было с краю, а толкали меня, и довольно бесцеремонно, снаружи. Я решил, что кто-то из верблюдов жует войлок, и с силой заколотил «маузером» по палатке. Раздался пронзительный визг, и сразу же мелко застучали камешки — кто-то быстро улепетывал. Утром мы обнаружили волчьи следы, они подходили к самой палатке со стороны, противоположной костру. Звери начали рыть подкоп, но я вспугнул их, наставив кому-то синяков.

Проводник с полной серьезностью просветил нас насчет того, что волки и орлы — слуги Джагистая. Это, впрочем, не мешает монголам охотиться на волков. Однажды, гостя у князя Бейсея, я наблюдал такую охоту. Монгол на быстрейшем скакуне догнал на равнине волчью семью и поубивал всех тяжелыми бамбуковыми палками, которые зовутся здесь ташурами. В свое время один русский ветеринар научил монголов травить волков стрихнином, но те вскоре отказались от этого способа, боясь за собак, самых преданных друзей кочевников. Что касается орлов и ястребов, то на них они действительно не охотятся и даже подкармливают. Когда монгол свежует зверя, он обязательно бросит кружащим в воздухе хищникам несколько кусков сырого мяса, которые они подхватывают на лету, — так мы кидаем мясо собаке. Со своей стороны, орлы и ястребы отгоняют сорок и ворон — очень опасных для скота и лошадей: они расцарапывают и клюют ранки и ссадины у них на спинах, превращая их в незаживающие язвы и причиняя тем самым бедным животным невыносимые страдания.