Дорога длиною в жизнь. Глава 17
Непричесанные мысли 3
По делам службы мне часто приходилось бывать в Москве. Нередко, купив какую-либо фигурку, я днем отказывался от обеда, ловил такси, бежал в гостиницу, чтобы еще раз взглянуть на новоприобретенную фигурку. До вечера, т.е. до окончания рабочего дня вытерпеть не мог! Затем дома я затрачивал уйму времени, пока подбирал место, где ей следовало стоять, а каждое утро начинал с того, что ходил здороваться со своими друзьями.
В цепочке этих событий одно из них занимает особое место.
В 1980 году по телевизору показывали какой-то ролик то ли китайского, то ли японского производства. Смотрели мы его всей семьей, речь шла о том, что в указанных странах специалисты вырезают из слоновой кости очень замысловатые фигурки, которые потом носят на поясе, как брелок. Иногда даже с ключами. Эти фигурки называются «нецке». Они очень популярны и достаточно дорогие. Очень много времени уходит на вырезку. Раньше мы о таких предметах и стиле их изготовления и использования даже понятия не имели.
Так вот в 1980 г. при очередной поездке в Москву, я в комиссионке увидел достаточно крупную конную фигуру, изготовленную в стиле «нецке» из цельного куска черного дерева. Она показалась мне настолько божественно красивой, что я просто опешил. Утром я был на работе. В середине дня сбежал в магазин, убедиться, не продана ли еще. Вечером опять зашел. Так продолжалось три дня. Мне уже завтра уезжать. Я не выдержал и спросил у знакомой продавщицы: "Почему эта фигура, которая мне так нравится, не продается? Или я ничего не понимаю, либо другие?" Она пояснила, что фигура принадлежала покойному генералу, долго служившему на востоке, выставляется уже второй раз.
В первый она была втрое дороже. А люди не покупают потому что, во-первых, фигура имеет много повреждений. А во-вторых, люди, когда вкладывают серьезные деньги, хотят что нибудь более долговечное. Например, бронзу. Меня это, конечно совсем не убедило. Но у меня не было нужной суммы. Позвонил приятелям в Тбилиси. Они прислали мне в гостиницу человека, который был в командировке, но мог одолжить мне не хватающую сумму. Я улетал рано утром. Деньги, которые у меня были, я оставил ему.
Мы договорились с этим человеком, что утром к открытию магазина, он первым войдет в него. Увидит фигуру (она примерно 60-70 см. роста), купит ее. Затем завяжет ее в простыню, как я ему показал, поймает такси и отвезет ее к моему двоюродному брату, адрес которого я ему дал. При этом поручил, фигуру в руки брата не давать. Зайти, осмотреть дом, найти место, удаленное от окна (сырость) и от батареи (жар). Он выполнил все точно Я же был начальник.
Как мне представлялась картина? На следующий год Валера должен был поступать в институт. Так вот я решил, что кто больше всех в этом поможет, тому и подарю. Приехал домой. Рассказал Лене. Но на мою беду эта фигура мне снилась каждую ночь. Я влюбился в нее, подобно Пигмалиону. Лена даже ревновала. Очень много времени прошло, пока я как то успокоился. После этого я много раз бывал в Москве, и ни разу не пошел на свидание со своей пассией. Для чего мне свидание с женщиной, которую я все равно должен отдать другому.
Наступил следующий год. Мы с Валерой поехали в Москву, поступать в институт. Жить пришлось у двоюродного брата. Вот тут-то мы и свиделись. Она была неухожена, покрыта чуть ли не паутиной. Я долго приводил ее в порядок, пока не вернул ей былую красоту. С Валерой мы очень много поработали. Слава Богу, в институт он поступил. И тут мне стало предельно ясно, что наибольшую помощь сыну оказал я сам.
Поэтому по всем правилам она должна принадлежать мне. Не без приключений, ее, наконец, доставили в Тбилиси. Тут встал вопрос о ее ремонте. Я пригласил знакомого скульптора. Он осмотрел, сказал, что сделана великим мастером. Но тут, же добавил, что если бы она принадлежала ему, он бы ее не чинил. Не приделывают же руки Венере Милосской. Но я тогда так не думал. Стал искать мастера. Обзвонил все музеи страны. И Эрмитаж, и Третьяковку, и т.д. Везде глухо.Либо нет специалиста, либо заняты.
Прошло, наверное, полгода. Однажды ко мне пришел мой знакомый скульптор со своим товарищем. Тот тоже учился в академии художеств. (Он был страшным пьяницей. Если запивал, это длилось месяцами. Но мастер был от Бога). В последнее время специализировался на изделиях из дерева. Он очень долго рассматривал фигуру, потом сказал, что сможет сделать, но при одном условии - если ему дадут рисунки сломанных, или недостающих частей.
Скульптор был близким нам человеком. Он пообещал. Я даже не знал, что он два месяца проторчал в публичке, просмотрел сотни альбомов, пока нашел что-то подходящее в монгольской коннице, сделал рисунки, увязал их с размерами фигуры и отдал мастеру.
У того фигура пробыла более года. Я несколько раз наведывался. Раз пришел, он, молча, сидит у фигуры. На приветствие не ответил. Вообще, по-моему, меня не заметил. Он сидел и, видимо думал. Я просидел, тоже молча, примерно полчаса, а потом встал и тихо удалился. Но все когда-либо кончается. Пришел день, когда мне сообщили, что я могу забрать свою фигуру. Все что можно, он сделал. Я заказал под нее столик и всю жизнь она стоит у меня в спальне. На общее обозрение я ее никогда выставлять не хотел. МОЯ!
Самое удивительное, что хотя я хорошо знал места повреждений, а, следовательно, и ремонта, искусство мастера оказалось настолько велико, что я даже с помощью сильной лупы не могу увидеть следы ремонта.
Я уже писал, что большинство антиквариата продал. Нельзя сказать, что с сердечным надрывом. Они мне нравились! Но раз понадобилось продать - значит понадобилось. А эту фигуру мне хочется, как старую подругу, сохранить до конца. Быть может, как символ дороги и движения, я даже помещу ее на обложку этой рукописи.
Должен сказать, что иногда среди фигур, которые я покупал, попадались такие, которые наводили на очень серьезные размышления. У меня сохранилась фигурка, величиною чуть больше, чем кулак. На ней изображена молодая женщина. По-видимому, преступница. Она обеими руками прикована к бревну, которое у нее за спиной. Судя по всему ее, ждет казнь. Но в ее лице, осанке столько высокого достоинства, что я всю жизнь желал и себе, если не дай Бог попал в такую ситуацию, найти в себе сил, держаться, как она!
Я так подробно описал одно из антикварных событий только для того, чтобы показать, что мы все-таки не жили совсем, как роботы. Были увлечения и, даже праздники для души. Меня всю жизнь огорчало, что я не смог своих сыновней заинтересовать своим увлечением. Они всегда с улыбкой воспринимали любую мою новую покупку, но особого интереса к этим вещам не проявляли. Я рад тому, что много лет тому назад подарил Валере бронзовую скульптуру огромного бойцовского петуха.
Все три девочки, пока были малы, мечтали догнать ростом петуха. А уже много лет он у него в доме, как семейный тотем!
Что-то я дарил и Жене. Но это скорее, как привет из дома, чем знак увлечения.
О чем я больше всего думаю в последнее время? Мне кажется очень несправедливым, когда новые поколения полагают, что они лучше владеют современной ситуацией, а знания и опыт, накопленные в течение всей жизни ветеранами, остаются невостребованными. К сожалению подобного рода, опыт носит почти повсеместный характер, и может быть, для этого существует объективная необходимость.
Не знаю. Впрочем, миру известны случаи, когда очень глубоких ветеранов «вытаскивают из нафталина» и дают играть какую-то роль. Но это чаще всего случается в большой политике.
Мне всегда казалось, что основообразующие страну нации, мягко говоря, очень слабо работают с нацменьшинствами. В результате в большинстве стран формируются анклавы, живущие по своим правилам. В лучшем случае они замыкаются в себе и фактически не участвуют в общественно политической жизни страны пребывания. В худшем случае складывается открытое, либо слегка прикрытое противостояние между аборигенами и нацменами, позже попавшими в страну, либо с самого начала позиционирующими себя как, самостоятельное звено.
Если эти вопросы превратить в приоритетные направления внутренней политики страны, мне кажется, что возможны положительные изменения.