Дорога длиною в жизнь - 48

Дорога длиною в жизнь. Глава 12

Нотабене

В далекой юности, когда меня должны были посвятить в учителя, я в виде практики навестил несколько уроков, которые вела Мама.

Однажды, это был второй, или третий класс, не помню, был урок литературы. Дети читали маленький рассказик «Синие листья».

Суть рассказа была в том, что в школе идет урок рисования. Учительница ходит между рядами, смотрит, правит, подсказывает. Вдруг она видит, что одна девочка нарисовала деревья, но у них синие листья. Она очень удивилась и спросила: «А почему у твоих деревьев синие листья?». Девочка очень расстроено ответила: «А меня не было зеленого карандаша». Учительница вдруг видит, что у рядом сидящей девочки даже два зеленных карандаша. Она очень удивленно взглянула на эту девочку, и та, понимая какой вопрос ей сейчас зададут, сама поспешила ответить: «А я ей давала, я ей давала, но она не взяла». И тут учительница сказала фразу, которую, как лозунг, нужно бы везде опубликовать. «Давать надо так, чтобы можно было взять»

Прошло уже 65 лет. Но я и сегодня помню и класс, и маму-учительницу, и этот мини рассказ, который я в своей жизни уже рассказывал много-много раз.

Все эти годы после операции Лена сравнительно сносно себя чувствовала. Один раз в год мы ездили в Москву, показываться врачам. Все было относительно спокойно.

В этот период однажды я ей на 8 е Марта подарил шутливый стишок:

Когда б я мог, взамен того, что делаю сейчас,

Писать стихи то не наскучив публике почтенной,

Создал бы лишь одно стихотворение.

Вы спросите о чем?. А я скажу о ком.

Зачем поэт воспел Изольду?

Зачем почти весь свет уже

Две тыши лет Марию славит?

Зачем француз о Жанне плачет?

Зачем такое множество имен?

Ведь есть одно из них , вобравшее

В себя все то,что было, или будет.

Но понято сие лишь русской сказкою,

Да мною!

ЕЛЕНА! Вот это имя! Все остальное,

Как у королевы свита!

Я был убежден, что листок затерялся, но через годы, уже после нее этот листок обнаружился в ее шкатулке, где она хранила самые близкие вещи.

Но жизнь шла своим чередом.

На работе в фонде положение заметно изменилось. Новый руководитель не слишком опирался на меня. Я хорошо понял, что в одиночку бороться мне просто не под силу.

И фактически без боя, должен был отдать позиции, которые создавались совместно со старым руководством.

После этого интерес ко мне в фонде значительно снизился, но зато давал возможность длительных отлучек, что мне было крайне необходимо в связи с болезнью и лечением Лены.

Весной 1998 г. в связи с ожиданием у Валеры двойни, мы с целью помочь им, месяца за два до ожидаемых родов поехали в Москву.

Лена осталась помогать выхаживать детей, а я вернулся домой.

Меня не было месяца 3-4. Когда я вернулся, положение Лены было аховым. У нее признали бурно развивающийся рак,

Лену пришлось заново укладывать в онкоцентр. Вот тут то и началась самая мучительная стадия ее лечения. Все эти процедуры отняли месяца 3-4. Улучшения не было никакого.

 В Апреле 1999 года меня пригласила ее куратор и сказала: «Ей остался 1-1.5 месяца. Увезите ее домой, пусть хоть напоследок побудет в кругу семьи».

В Канун Первого Мая мы приехали домой.

 Лена еще раньше взяла с меня слово, что в больницу я ее не отдам, и лечение будет вестись дома.

Весь курс лечения сводился к химиотерапии, которая раз от разу делалась сложнее и дороже. Причем в канун химии надо было, чтобы все показатели крови были в норме. А сделать это было крайне сложно, поэтому с сеансами химии мы постоянно опаздывали.

Это был очень тяжелый период и для Лены, и для тех, кто был рядом с нею. Я оставил работу и находился с нею рядом. Деньги, которые у меня были, или которые удавалось доставать, уходили мгновенно. Кое-кто помогал, но, львиная доля затрат легли на плечи Валеры и меня.

Особенно с деньгами стало трудно в 2000 году. К тому времени сеанс химии уже трудно стало помещать в одну тысячу дол. А к концу года цена дошла почти до пяти тыс. дол. Лена неоднократно говорила мне, что зря мы так убиваемся, ведь все равно конец неотвратим. Применялись очень дорогие препараты, которые в своей рекламе чуть ли не гарантировали выздоровление.

Надо сказать, что это постоянное перенапряжение, сильно пошатнули и мое здоровье. Я начал бояться, что отдам концы раньше нее, и нас просто некому будет хоронить. А дети же далеко и сразу не смогут приехать. Даже все похоронные бумаги, и какие-то деньги собрал в одно место и показал свахе, где это лежит.

 Я основное время, подобно профессиональной сиделке просиживал около нее. Научился делать довольно сложные, тройные уколы, как-то решать вопрос еды и без крайней надобности не беспокоил ее излишними визитами врачей.

Надо сказать, что за эти годы, я сравнительно неплохо разобрался в болезни, в лекарствах, динамике их влияния, и всем остальном, что было связано с болезнью. Это позволяло мне сравнительно толково отвечать на вопросы Московских консультантов, вызывая их немалое удивление, что не специалист и вроде бы что-то «рубит».

 В те моменты, когда Лена засыпала, я, сидя у ее кровати, пытался читать. Не вышло! Ничего не мог читать.

Однажды случайно взял в руки Библию, которую я раньше неоднократно пробовал и никогда не мог читать. К моему величайшему удивления Библия пошла очень легко. Просто удивительно! Сидя у постели, я прочел всю Библию, от первого до последнего листа.

Через некоторое время я понял, что прочел просто для ознакомления. И начал читать второй раз. Но на этот раз уже с ручкой и бумагой. Я до сих пор знаю Библию лучше большинства мирян. Я даже составил было «Малую Библию» для своих детей, но Валера знает Библию лучше меня, он ее постоянно читает, а Женя все-таки прочел, то, что сделал я.