Учились и трудились...
Школу я окончил в 1949 году в Кзыл-Орде. Прошло это событие незаметно. Правда, родители и учителя устроили нам прощальный вечер в школе, пригласили выпускниц из женской школы имени ХХ-летия ВЛКСМ. Со многими из них мы учились вместе до 5-го класса, до разделения школ на мужские и женские. Помню, что сидели за столами, даже что-то винное выпивали. Гуляния по ночным улицам не помню, скорее всего, ушел домой. При тогдашней бедности и строгостях особого разгула и не могло быть.
Братишка Борис, 12-ти лет, умер в 1948 году от малярии, и мои родители отказались возвращаться в Харьков. Да и куда было ехать и к кому? Что еще вспоминается из военного детства? Было оно совсем не детским. Мама, сколько помню, всегда болела, не могла работать. Папу призвали на трудовой фронт и он много не зарабатывал, спасибо, что хоть его в Кзыл-Орде, с нами, оставили.
В конце 1941-го или в самом начале 1942 года мама привела меня в школу имени Ленина. Здание белое, видное, крупное, из двух этажей - гордо возвышалось над окружающим одноэтажным миром. В те времена прославилась книга Аркадия Гайдара "Тимур и его команда". Ее основной посыл: мы, октябрята и пионеры, можем много сделать для Родины. И в какое-то время учительница оставила нас после уроков. Она сказала: проведем пионерский сбор. Не помню детали, главным было создать в нашем классе пионерский, вернее тимуровский, отряд. Создали. Действовал он в 1942-1943 годах. С 5-го класса нашу школу переделали в мужскую, на том девчонки перестали командовать над нами, и мы остались просто пионерами.
Отдыхать нам не давали. Командиры пионерской дружины школы постоянно находили нам задания. Мы ходили в госпиталь к раненным, помогали там, чем могли. В центре города находилось красивое, по нашим представлениям, здание с колоннадой. Здесь в годы войны размещался госпиталь. Говорили, там когда-то, еще в царские времена, жил губернатор. Как и все школьники, которых классом водили туда, мы устраивали там "концертную" самодеятельность, читали стихи, помогали писать короткие письма или относили их на почту. Что врезалось в память, это спина одного молодого раненного. Когда мы приходили в эту общую палату, он всегда как-то странно начинал возиться и молча отворачивался к стене. Мы никогда его лица так и не увидели. Нянечка однажды шепотом сказала нам, что у этого парня отрезаны обе ноги. Нам, пацанятам, это в голове не укладывалось: как это ему ноги отрезали... Мы видели тут многих тяжелых, они ходили или лежали забинтованные, кто на костылях, кто без руки. Но чтобы обе ноги отрезать...
И тут же вспоминаю как на нашем базаре в годы войны всегда можно было видеть инвалидов. Их выписывали из госпиталя, но далеко не всем было куда ехать, да и не все, возможно, хотели искать дом. Сидели безногие инвалиды в старых гимнастерках на роликовых деревянных подставочках, кто-то что-то пел из набора грустных песен или просто просил подать. Попозже они на своих колесиках тут же и засыпали, а пустой стакан мог валяться рядом. Бродили там и безрукие инвалиды, и на костылях. И все просили подаяние. Платили ли им какое-то пособие, не знаю. Если и платили, думаю, им только и хватало на пару бутылок. Где они жили, где ночевали, чем и как питались, не знаю. После войны все они куда-то исчезли. Думаю, не по своей воле...
И, опять же, вспоминаю к этому. В 1996 году мы через Москву уезжали в США.
Пошли мы на ярмарку где-то в Сокольниках, и там я увидел опять те же из моего детства ужасные картинки: сидели безногие солдаты-"афганцы" всё на тех же подставках с роликами и просили подаяние... А в это время Брежнев пыжился в своих орденах, навешанных от глотки до промежности, главный "герой" всех войн. "Как невесту, родину мы любим", так пели в ультра-патриотической песне тех времен... Трагедия в том была, что - "мы", а не - "она" - их, своих защитников!
Что еще делали? Собирали металлолом и вещи для фронта. Мы посещали семьи красноармейцев-фронтовиков, помогали там в меру наших сил, носили дрова и воду,
что-то делали по хозяйству.
Свободное копирование
