Вот мы и на новом месте жительства. Вдоль очень широкой, но пока еще несуществующей улицы стоят пятиэтажные дома из силикатного кирпича. У одного дома крыша покрыта черепицей. Через несколько лет черепицу сняли и заменили железом, как и все остальные дома, так как одна черепица слетела и поранила прохожего. Три дома стояли с одной стороны улицы, три – с другой. Остальные дома только строились. Промежуток между домами, то есть улица, представлял собой перепаханные грузовиками кучи песка. Тротуара пока тоже не было. Кругом шла стройка. Строек я повидал немало. Был свидетелем начала восстановления Новороссийска, Сталинграда, правда, там, в основном, пока ещё разбирали развалины. Строили в Вознесенске. Вообще, вся страна строилась. Но здесь развернулась совсем иная стройка. Если на других стройках земляные работы проводились вручную лопатами, котлованы и канавы были ровные, красивые, и кирпич сложен в аккуратные стопки, то на этой стройке все выглядело по-иному: ямы копали экскаваторы и бульдозеры. Вся площадь, расположенная за пятиэтажными домами, перепахана. Горы песка подтверждали названия здешних улиц – Песчаные. Кирпич привозили самосвалами. Рыли траншеи под огромные трубы канализации.
«Улица» начиналась прямо от Ленинградского шоссе. Первые два дома были довоенной постройки. Они стояли друг против друга – через улицу. Упиралась улица, как я уже говорил, в «Гималаи». Кругом валялся кирпич, строительный мусор, трубы, бухты с кабелем, ящики. В общем, места представлялись мне идеальными для игры в казаки-разбойники.
Это теперь в Москве, особенно в центре, строят и ремонтируют здания по западным технологиям. Стены закрывают сеткой, кругом чистота, стройка почти не заметна. А тогда строили по-другому.
Среди «Гималаев» бегали ватаги мальчишек, громко кричали и размахивали палками. Было весело. Сразу за «Гималаями» начинались бараки, «Шанхай», - говорил отец. Около бараков зеленели, огороженные ржавым железом и кусками толя, посадки картошки. Рядом на веревках сушилось белье.
Переезд начался со скандала. Наша квартира находилась на верхнем этаже. Против этажа мама ничего не имела, но на этом этаже квартиры по проекту строились мансардного типа и над окнами нависали углы. Отцу было все равно, а маме не нравилось. Она и раньше, когда посещала квартиру, тихо возмущалась, а тут ее прямо прорвало. Как только она не называла отца! В конце концов, отец похлопотал, и нам сменили ордер. Мы переселились в соседний дом.
Станция метро находилась на противоположной стороне Ленинградского шоссе, так что для поездки в город нужно было каждый раз переходить шоссе. На том месте, где сегодня тоннель, располагалась огромная знаменитая клумба. Вокруг клумбы был круг – разворот на Москву. Вдоль шоссе вокруг станции метро стояли одноэтажные бревенчатые дома, в которых находились продуктовые магазины, булочная, молочный магазин, и просто жили люди. Покупали продукты мы обычно здесь. А вот хлеб и кондитерские изделия - в магазине, который находился в старом шестиэтажном сером угловом доме. Там я часто покупал соломку из кукурузной муки. Она продавалась в картонных сине-желтых коробках, и напоминала мне американскую соломку, только та была еще обсыпана солью. На коробке значилось, что это продукция экспериментального завода. Я 20 лет покупал эту соломку. Все 20 лет ее производил экспериментальный завод. В конце семидесятых годов я подумал, - "Не затянулся ли эксперимент?"
Потом магазин переделали в «Пельменную», позже – в «Рюмочную», затем еще во что-то. Теперь там туристическое агентство, символ нового времени. В наших домах лифта на было. О мусоропроводе тогда вообще никто не слышал. Мусор выносил я. Благо, помойка была недалеко, у самой речки Таракановки, которая протекала сразу же за домами, метрах в ста от нашего подъезда, отделяя парк от массива домов. На самом деле это был не парк, а братское кладбище жертв войны 1914-1918 годов. При строительстве кладбище было нарушено. Иногда среди разрытой земли можно было видеть кости и черепа. Теперь на том месте расположен тенистый парк, примыкающий к кинотеатру «Ленинград». Тогда кинотеатра ещё не было, а находилось футбольное поле с воротами. И поле, и ворота соответствовали «настоящим» размерам.
Мы начали обживаться на новом месте, а мама - создавать уют. Она повесила на стены два совершенно одинаковых гобелена, из цветного шелка, привезенных из Америки. На гобеленах изображался восточный базар: мечети, пальмы, купцы в чалмах предлагали кувшины, ковры. Мы купили мебель – кровать, шкаф. Я спал на железном американском сундуке-транке. На нем лежал матрац, чем-то покрытый. В довольно большой кухне стоял буфет из нашей коммуналки. Мама все время пилила отца, что для нас однокомнатная квартира очень мала. Отец отвечал, что это временно. «Других квартир в тот момент не было, но ты же не хотела ждать», - говорил он.
Во дворе я сразу познакомился с многими мальчишками, с которыми пришлось учиться в одной школе и даже в одном классе. Один из них - Сережка Краснов. Волосы у него были не рыжего, а просто огненного цвета. У руководителя нашего исторического кружка в школе на улице Мархлевского волосы были бронзовые, а сам он - весь в веснушках. У Сережки веснушек не было. Он светился румянцем, белокожий, с огненно-красным чубом. Я не помню фамилии «рыжего» историка, но в своей жизни я встречал двух рыжих людей, по фамилии Краснов. Наверное, фамилия дается не просто так, а иногда отражает наследственные качества. Известны два бегуна-чемпиона по фамилии Борзов и Борзенков. Есть шпажист Кровопусков. Вряд ли это случайные совпадения! Впрочем, чаще фамилия отражает семейную трудовую специализацию: Рыбаков, Кузнецов, Охотников, Шорников. Всякое бывает.
С Сережкой мы гоняли в футбол по «Семисотому» проезду, пока его не заасфальтировали. Но и когда положили асфальт, машин проезжало мало. Транспорт появился, только когда улицу соединили с Хорошовским шоссе. Меня записали в 151 школу, единственную школу поблизости. Гораздо позже построили 144 школу, ее окончила знаменитая фигуристка Водорезова.
Свободное копирование
