В МАСовскую межсъездовскую трехлетку 1994-97 гг. мне пришлось нежданно-негаданно впервые деятельно вмешаться в работу МАС. В Союзе шла реформа его структуры. Число комиссий давно превысило разумные пределы, и их -- не ликвидируя -- было решено сгруппировать в более крупные подразделения -- в одиннадцать дивизионов. Как правило, с отнесением комиссий к тем или иным дивизионам трудностей не было. Но никто не знал, куда было пристроить Комиссию по истории астрономии. Подходящего дивизиона не предусматривалось, а оставлять нас при Исполкоме и создавать такой прецедент руководство Союза не желало. В итоге нас решили засунуть в Дивизион No 1 "Фундаментальная астрономия". Сами понимаете, решение нелепое, поскольку история науки относится ко всей науке, а не к отдельной ее части.
Волею судеб я тогда в качестве гостя принимал участие в ежегодном съезде Американского астрономического общества в Вашингтоне и насел на вице-президента нашей Комиссии американца Стива Дика: надо срочно что-то предпринимать! Дик был в смятении, понимая, что я прав, но не решался действовать через голову Президента Комиссии, которым в 1994 г. был избран историк астрономии из Индии Разауллах Ансари (я его шапочно знал по нескольким встречам в Москве).
Электронной почты у Ансари не существовало, и с ним можно было срочно связаться только по телефону. Из-за разницы во времени мы с Диком должны были поднять его с постели середь ночи. Я настырно убедил Стива наплевать на политес и звонить немедленно. Ансари был раздражен ночной побудкой, но при мне как свидетеле -- в связи со срочностью и важностью переговоров -- вынужден был на текущий момент делегировать президентские полномочия вице-президенту Дику и мне. Но это отнюдь не решало проблемы, ибо оба мы не могли возвысить голос наверху -- в руководстве Союза. По моему предложению мы ринулись за подмогой к Оуэну Гингеричу, в далеком прошлом Президенту нашей Комиссии; о его влиятельности в американских астрономических кругах я уже писал. Мы распропагандировали Оуэна и тогда уже вместе с ним втроем отправились к Роберту Крафту.
Бывший директор знаменитой Ликской обсерватории, американец Крафт в 1994 г. в Гааге был избран будущим Президентом МАС -- Президентом-электом -- на срок с 1997 по 2000 гг. Мы убедили его заблокировать решение Исполкома Союза о включении истории астрономии в Первый дивизион и поискать другой разумный вариант. В конечном итоге наши усилия не пропали втуне. Исполком МАСа склонился к формированию двенадцатого дивизиона -- "Общесоюзная деятельность", и Комиссия No 41 (история астрономии) заняла там присущее ей место.
На этом приключения с участием Разауллаха Ансари для меня не закончились. Прошло немного лет, и уже в ранге вице-президента Комиссии No 41 мне пришлось жестко выяснять отношения с ним самим, одержав бюрократическую пиррову победу.
Следующий после Гааги съезд МАС состоялся в 1997 г. в японском Киото. Я планировал участвовать, но все планы в одночасье рухнули. В 60 лет меня подвело сердце. Мы уже жили в США, и именно осенью 1997 г. мне сделали "ельцинскую" операцию на открытом сердце. Президентом Комиссии МАС по истории астрономии в Киото стал мой добрый американский знакомый из Морской обсерватории США, уже упомянутый выше Стив Дик, в дальнейшем Главный историк космического агентства НАСА. Вице-президентом -- вялый и плохо организованный британец из Восточноазиатского департамента университета Дюрема -- Ричард Стивенсон (род. в 1941 г.).
Ричард -- отличный историк астрономии, занимавшийся перспективной темой приложения древних астрономических наблюдений (преимущественно из азиатских хроник с упоминанием сверхновых звезд) к проблемам современности: характеру поведения вспышек сверхновых звезд, неравномерностям вращения Земли, и так далее. Однако в роли организатора и администратора Ричард был не толко величиной нулевой, но, честно сказать, даже отрицательной.
Пропустив по состоянию здоровья съезд в Киото, мне удалось выбраться на следующий съезд 2000 г. в английском Манчестере и опять с Мишуней. Как и в Гааге, я предусмотрел ради Миши развернутую культурную программу. Мы ездили на три дня в Лондон, бродили по музеям и Лондона, и Манчестера, посетили историческую Гринвичскую обсерваторию и огромное 76-метровое "ухо" знаменитого английского радиотелескопа Джодрелл Бэнк -- некогда самого большого в мире. В Манчестере находится богатый музей истории развития техники и первая в мире железнодорожная станция (первая паровая железная дорога из Ливерпуля в центр текстильной промышленности Манчестер была открыта в 1830 г.).
Съезд МАС проходил в разбросанных по большой территории зданиях Манчестерского университета, который внезапно стал широко известен в 2010 г., когда Нобелевскую премию по физике за работы с графеном получили два его сотрудника, выходцы из России Андрей Гейм и Костя Новоселов. Фотография молодых лауреатов на фоне университета появилась даже в нашей местной газете Гранд Джанкшна "Ежедневный часовой".
Свободное копирование
