Моя деятельность за время жизни в ИИЕиТе была очень разнообразной. Я вошел в тесный контакт с издательством "Мир". Оно было организовано после войны под названием "Иностранная литература" по личному указанию Сталина. Для издательства отвели большую, огороженную каменным забором территорию дореволюционного странноприимного дома (проще сказать, богадельни). Издательство должно было публиковать переводы научно-технической литературы как с иностранных языков на русский, так и с русского -- на иностранные (оно издавало, например, много учебников для Индии по-английски). Я очень был рад, что "Мир" издал мои "Извечные тайны неба" по-испански.
Издательство кишело отставными разведчиками и эмигрантами. Не случайно, что юрисконсультом издательства работал изгнанный откуда-то с Ближнего Востока "сын юриста" Владимир Вольфович Жириновский, с которым мне пришлось общаться по пренеприятнейшему делу. А директором "Мира" -- благодаря какой-то высокой протекции -- оказался бывший сотрудник ИИЕиТа Владимир Петрович Карцев. В этом издательстве я стал постоянно выступать в роли титульного редактора и автора предисловий к переводным книгам. Думаю, я приложил руку не менее, чем к дюжине книг.
В издательстве "Мир" была небольшая редакция космических исследований, астрономии и геофизики. Официально ее возглавлял на общественных началах профессор С.М.Полосков -- выпускник ГАИШа 1939 г. Врезалась в память эпиграмма:
С годами, но, увы, не сразу
К астрономам приходит разум,
И к этой участи готов
Сергей Матвеич Полосков...
Полосков работал "зиц-председателем", а подлинным хозяином редакции был его заместитель, другой выпускник ГАИШа, штатный сотрудник издательства Леонид Владимирович Самсоненко (очень милый "Самсоша"). По распределению попала к нему под начало моя бывшая студентка, которую я защитил от расправы будучи секретарем комсомольской организации ГАИШа, Марина Яковлевна Рутковская. Как говорит народная мудрость, всякое доброе дело наказуемо. С Рутковской и связана пренеприятнейшая история.
Марина терпеть не могла своего шефа Л.В.Самсоненко, ибо спала и видела вытурить его и пересесть на его место. Дело, что называется, житейское. А у Леонида Владимировича случился инфаркт, и он временно выбыл из строя. В это самое время мы с Самсоненко практически кончили работу над версткой увлекательной книги Найджела Колдера о комете Галлея "Комета надвигается!" Дальнейшую работу над книгой руководство перепоручило Марине, и я отдал ей исправленную последнюю корректуру.
Отдать-то я отдал, да при мысли о дурном характере Марины на сердце у меня скребли кошки. Пользуясь своим положением в издательстве, я нашел и еще раз взял в руки корректуру, обнаружив невероятную вещь. После меня -- титульного редактора -- Марина замазала "жидкими чернилами" часть правки, вернув в текст несколько дурацких ошибок. Доказать ее диверсию не составляло никакого труда: все ее художества были видны на просвет.
Действия Марины были нацелены не против меня. Обо мне она не думала. Она тщилась очернить Леню Самсоненко, обвинить его в халтуре -- некачественной редакторской работе.
Трудно вообразить себе, какой гвалт поднялся в издательстве. Прецедентов подобных диверсий отродясь не было. Марину не решились уволить и всего-навсего с выговором лишили квартальной премии. А она, заручившись поддержкой любителя скандалов -- юрисконсульта В.В.Жириновского -- подала на издательство в суд. Волей-неволей я оказался втянут в несколько судебных заседаний по существу внесенных ею в коррректуру исправлений. И тут уж она принялась поливать заодно и меня, что я, дескать, не специалист в астрономической терминологии. Представляете, она -- сотрудник издательства -- знает в астрономии все, а я -- к тому времени уже несколько лет как доктор наук и автор сотен научных и популярных публикаций -- темный невежда. Суд она проиграла, и завредакцией не стала. Но урок злобности к окружающим вкупе с В.В.Жириновским преподнесла.
Редактирование переводных иностранных книг близко свело меня с замечательной четой классных переводчиков: Павлом Сергеевичем и Ириной Гавриловной Гуровыми. В отличие от эрудита и научного всезнайки мужа, И.Г.Гурова (1924-2010) была профессиональным филологом и добилась в жанре перевода с английского языка больших высот. Её перу принадлежат лучшие в СССР переводы таких маститых американских прозаиков, как Джон Апдайк, Эдгар По, Уильям Фолкнер, английских классиков Шарлотты Бронте, Диккенса, Конан Дойля, Сомерсета Моэма и массы других, включая современных фантастов. Мне у Гуровых было чему прилежно учиться. К несчастью, болезненный Павел Сергеевич ушел из жизни чрезмерно рано.
Гуровы жили в медицинско-писательском кооперативе на проспекте Вернадского (дом No 119) в нескольких минутах пешком от станции метро "Юго-западная" почти-что напротив приметного тропаревского храма архангела Михаила -- в среднем из трех одинаковых по высоте 15/16-этажных башен (они стоят на взгорке и имеют в разных подъездах разное число этажей). Рядом с этим самым местом снималось несколько эпизодов из рязановской "Иронии судьбы". И в том же доме в ближайшем к проспекту подъезде жил "московский" Стругацкий -- Аркадий Натанович (1925-1991). С ним я познакомился через его питерского брата-астронома, который рекомендовал показать Аркадию мой роман о французских астрономах XVII века. Аркадия Натановича я посещал многожды, и он действительно дал немало ценных литературных советов. Я их добросовестно учел, но роман до типографии, увы, так и не довел. На память о наших встречах в его доме у меня сохранился автограф А.Н.Стругацкого "Александру Гурштейну -- искренне дружески" от января 1985 года. Помочь с публикацией он хотел, но не мог; самих Стругацких в то время печатали крайне неохотно. В одном доме с А.Н.Стругацким жил великий культуролог С.С.Аверинцев (1937-2004).
Свободное копирование
