Глава 24. Оленька. Дети
Когда мне стукнуло ровно 40 лет, в полдень дня рождения, в моем просторном служебном кабинете в ИКИ раздался телефонный звонок. Звонил Сагдеев. В очередной раз, как водилось тогда, он разразился какими-то злостными колкостями. А я с горечью подумал, что жизнь скучна и бесперспективна. Наверное, мои неприятности наложились на "кризис среднего возраста".
Не могу пожаловаться, что наш брак с Ириной Медведевой был каким-то особенно ущербным. Вовсе нет, в нем не было ничего худого. Другое дело, что в нем не было ничего светлого и радостного. После трудового дня я не испытывал удовольствия от сознания, что пора возвращаться домой. Дом был неуютен. Жизнь -- блеклой и постной. Я зарабатывал заметно больше своей официальной зарплаты, деньгами не сорил и все честно нёс домой. Но никогда не покидало чувство, что деньги без следа утекают между пальцев. Они тратились бездумно и впустую ни на что. Я убегал от унылой повседневности в собирание почтовых марок.
Ощущение пустоты и неудовлетворенности началось у меня почти сразу после пышной свадьбы, и я всегда недоумевал: неужели именно так обстоят дела в благополучных семьях? В чем собака зарыта? Чувство разочарования то усиливалось, то ослабевало, заглушенное множеством хлопот. Сын, учеба, неурядицы с жильем, трудоемкая работа.
Через несколько лет после переезда в собственную двухкомнатную квартиру на Речном вокзале мною всерьез овладела мысль о разводе, но я встретил категорические возражения мамы. Она убеждала -- и убедила меня, что это будет удар в спину ребенка -- Кирилла. Она настаивала, что во имя будущего Кирилла надо сохранять все, как есть. Я дал слабину, поддался на ее уговоры и смирился. Не могу утверждать, что мама горячо любила Ирину, но она изо всех сил, как могла, сглаживала острые углы нашего бытия.
Кого мама беззаветно любила (кроме меня), так это ее единственного внука Кирилла. По умолчанию казалось очевидным, что никаких других внуков у нее никогда больше не будет. Лишь много лет спустя, в конце нашей совместной жизни, Ирина надумала сообщить, что некогда, втайне от меня, проявила редкую для нее прыть: втихую сделала аборт. Погибла девочка. У меня нет комментариев по этому поводу: любящие супруги так не поступают. До сих пор не могу ответить на риторический вопрос, чьими интересами она руководствовалась -- моими или своими. Думаю, скорее всего, своими -- второй ребенок помешал бы ее дорогостоящим иностранным туристическим поездкам, о которых она без устали мечтала.
Никаких шумных разборок дома никогда не происходило, но подозреваю, что Кирилл чувствовал отсутствие материнского тепла. Ирина на такие чувства была неспособна. Мог Кирилл чувствовать и то, что между родителями нет искренней любви, взаимного уважения и взаимопонимания. Я вовсе не хочу свалить вину за наши семейные беды только на Ирину. Отсутствие взаимопонимания -- беда взаимная.
Кирилл рос трудным ребенком. До бесконечности могу вспоминать болезненные эпизоды из его детства и юности. Как было тогда широко принято в Москве в интеллигентных семьях, Кирилл занимался музыкой -- учился играть на фортепьяно. Его педагогом была родная сестра великого поэта С.Я.Маршака, которая жила через несколько домов от нас. Ребенку эти занятия как будто нравились, и ничто не предвещало конфликта. Однако однажды Кирилл явился домой после урока в слезах и поведал, что по дороге на него напали хулиганы и отняли портфель с нотами. Пришлось разбираться сообща. После долгих поисков на улице удалось выяснить, что никто на школьника не нападал, а портфель он сам извозил в грязи и спрятал под лестницей в чужом доме. Зачем нужна была эта инсценировка -- осталось неясным. Музыкой он продолжал заниматься.
Уже ближе к концу десятилетки, мы перевели его в специальную английскую школу дальше от дома. Туда надо было ездить без пересадки на автобусе. И вдруг оказывается, что несколько недель подряд сын не появляется в школе. Он уезжает утром на автобусе и продолжает весь день кататься в нем, нигде не выходя. Потом, как ни в чем не бывало, возвращается домой. Записи в дневнике, помнится, подделывал его друг.
Учеба давалась Кириллу легко, без напряжения, и в выпускном классе он настойчиво успокаивал нас, что аттестат зрелости будет в полном ажуре. Но в реальности окончил школу по оценкам гораздо слабее, чем мы ожидали, а потом с треском провалил вступительные экзамены в Горный институт. Ему помогли устроиться на работу в биологическую лабораторию рядом с Горным институтом и поступить на вечернее отделение. Он делал пересадки органов лабораторным мышам. Казалось, он раскаялся в глупом поведении и стал учиться на одни пятерки. После первого семестра его удалось перевести в очники. Это было нечто.