Ни Флоренский, ни я на заре "Интеркосмоса" не могли предложить реальных космических экспериментов. Но упускать благоприятный случай поучаствовать в международном сотрудничестве было бы непростительной глупостью, и мы воспользовались тематикой, предложенной в Польше. Речь шла о сравнительном анализе кратерообразования на Земле и Луне. Так, первый раз в жизни нас направили заграницу.
Не обошлось без курьеза. Перед самым отъездом вице-президент А.П.Виноградов спохватился, что Флоренский ему зачем-то срочно надобен и приказал Верещетину отложить командировку. Верещетин не мог отказать вице-президенту, однако пришел в неописуемую ярость, которую выплеснул на меня. Получалось, что Москва подводит польских партнеров, которые успели подготовить сложную программу тура по нескольким городам (Варшава, Краков, Познань). Неожиданно Верещетин нашел достойный выход: с разрешения Виноградова я уехал в Польшу один, а Флоренский догнал меня там через четыре дня.
Нужно ли долго говорить о мытарствах первой в жизни зарубежной командировки? Меня разместили в отличной гостинице в центре Варшавы, разумеется, как было запланировано, в номере на двоих. Я догадался проверить и убедился, что платить мне придется тоже за двоих. Кто же в бухгалтерии Академии наук утвердит у меня неоправданные расходы по командировке в валюте? Возмещать-то придется не то в пятикратном, не то в десятикратном размере (это зависело от типа валюты). Но хозяева-поляки категорически отказывались переводить меня в одноместный номер. Пришлось решать задачу самому и переезжать в другую (убогонькую) гостиницу. И смех, и грех. Я долго плутал по зданию советского посольства в Варшаве, пока третий секретарь не сжалился надо мной и не подмахнул бумагу, что не по своей воле я тратил впустую деньги, проживая два дня в дорогущем двухместном номере.
Было начало семидесятых, и я, наивный, был глубоко потрясен, как открыто и свободно приезжие советские командировочные пользуются в гостиницах услугами местных жриц любви.
В народе ходила частушка: "Курица не птица, Польша не заграница". (Эта чисто советская сентенция с успехом подходила и к ряду других стран). С точки зрения покупки шмоток это, должно быть, было верно. Но с точки зрения культурных впечатлений, первая загранпоездка оставила по себе неизгладимый след, как бывает с первой любовью. Польша была намного более свободной страной, чем СССР. Поляки не трусили говорить на темы, которые у нас были запретными. Там я впервые узнал, например, как наша армия в период героического Варшавского восстания равнодушно стояла на противоположном берегу Вислы и не вмешивалась до тех пор, пока гитлеровцы не перебили всех восставших и сожгли город.
Польша для простых советских людей была слово бы заманчивой мини-витриной Запада. Не случайно сниматься в советских фильмах приглашали нескольких польских актрис, не случайно бешеной привлекательностью пользовался в Москве магазин польских товаров "Ванда". Наконец, совсем не случайно самой вольнолюбивой юмористической передачей на телевидении того времени стал "Кабачок `Тринадцать стульев'" -- сценки из польской жизни, где герои называли друг друга не товарищ, а пан и пани.
Тогда же в Польше я познакомился с милейшей пани Барбарой Колачек -- молодой польской астрономшей, которая только-только вернулась из длительной стажировки в Морской обсерватории США (в Вашингтоне, округ Колумбия). Она много рассказывала мне об американской жизни. Разговаривали мы по-английски. Сохранили дружбу на всю жизнь.
Незабываемыми были встречи с щеголеватым шутником профессором Зонном (Wlodzimierz Zonn; 1905-1975). Я знал его имя по переведенному им же самим на русский язык учебнику звездной астрономии Зонна и Рудницкого (1959). Ведущий польский астроном дореволюционного поколения, Зонн просил называть себя по-простецки Владимиром Карловичем. Он учился в Пскове и Вильнюсе, блестяще говорил по-русски. С 1950 г. он был директором Астрономической обсерватории Варшавского университета. На протяжении многих лет (1952-55 и 1963-73) избирался руководителем Польского астрономического общества (Polskie Towarzystwo Astronomiczne).
Впоследствии до самой смерти несколько раз безо всякой на то надобности Зонн звонил мне по телефону из Варшавы. Он учил меня, что по-польски правильно называть Барбару -- незамужнюю девушку -- не Колачек, а Колачкувна. С Барбарой мы потом годами переписывались и неоднократно встречались на нескольких конгрессах Международного Астрономического Союза. Она избиралась Президентом комиссии Союза по вращению Земли. С соавтором Зонна по упомянутому выше учебнику -- доцентом Ягеллонского университета Конрадом Рудницким -- мне довелось встречаться в Кракове. Там обсерватории принадлежал давний хорошо сохранившийся австро-венгерский форт "Скала" -- памятник фортификационного зодчества XIX века.
Свободное копирование
