Хочу закончить эту главу сравнением двух советских эпопей. Вскоре после революции в СССР началась интенсивная кампания по развитию воздухоплавания. Она потребовала создания мощной производственной базы, сети конструкторских бюро, учебных заведений, научно-исследовательских институтов и так далее. Эта кампания была напрямую связана с именем вождя -- летчиков называли не иначе как "сталинскими соколами". Участие в развитии авиации было на редкость престижным.
Кампания по развитию авиации имела и свою рекламно-агитационную "вывеску", например, рекордные перелеты через Северный полюс в Америку. Они приковывали к себе внимание во всем мире, поднимали авторитет страны. Имена летчиков-героев были у всех на слуху. Они стали первыми Героями Советского Союза.
Вскоре после Отечественной войны возникла новая острая проблема -- создание ракетно-ядерного щита. Эта задача отчетливо делилась на две части -- бомба и ракеты, т.е. средства доставки бомбы к цели. Как и в предыдущей эпопее, была нужда в рекламировании успехов. Рекламной витриной стало использование атомной энергии в мирных целях (первые в мире атомные электростанции) и научное исследование космического пространства.
Я хочу подчеркнуть, что научные исследования космического пространства никогда не были самоцелью, а стали побочным "рекламным" продуктом создания ракетно-ядерного щита. Это не помешало СССР добиться в космосе больших успехов, однако мы жили уже в другой стране, которая не выдержала экономического перенапряжения "политики силы". Страна рухнула, а вместе с ней нечего стало рекламировать путем космических полетов. Советская космонавтика стала приходить в упадок.
Пишу о семидесятых годах прошлого века и не могу не припомнить скорбного случая из истории советской астрономии, который тоже можно отнести к рутине застойного времени. Событие имело место в Пулковской обсерватории среди людей, которых я близко знал.
Долгие годы, на зависть многим, в Чили успешно работала астрономическая экспедиция Пулковской обсерватории, занимавшаяся южным полушарием неба, невидимым с территории СССР. Состав экспедиции регулярно обновлялся, равно как и ее сменные руководители. Там побывали мои хорошие знакомые-астрометристы: Хейно Поттер, Виталий Наумов, Дмитрий Дмитриевич Положенцев, Кирилл Николаевич Тавастшерна. Наумов любил рассказывать, как он ездил читать популярные лекции по астрономии аборигенам на архипелаг Огненная Земля. Повезло же человеку повидать мир!
К моменту государственного переворота в Чили, совершенного генералом Аугусто Пиночетом в сентябре 1973 г., экспедицией руководил относительно молодой пулковский астрофизик В.Б.Новопашенный -- сын маститого одесского астронома Бориса Владимировича Новопашенного (1891-1975). Новопашенный-сын отвечал за все финансы экспедиции.
Инфляция в Чили перед переворотом была чудовищной. Получая от Академии наук деньги в американских долларах и оплачивая расходы по экспедиции в твердой валюте, рачительный руководитель экспедиции мог маневрировать ресурсами и добиваться значительной экономии средств. Что он и делал.
Сразу после переворота все советские работники в Чили были собраны в посольстве и в авральном порядке отосланы домой. Опечатанный же сейф с деньгами и документацией Пулковской экспедиции застрял в Чили. Новопашенный был уверен, что он никогда этого сейфа больше не увидит. Тем не менее, через много месяцев его нежданно возвратили в Ленинград, но вскрыл его не хозяин, а сотрудники КГБ. Исследование содержимого показало нестыковки в полученных средствах и расходах. В сейфе обнаружили излишки денег. Началось тягомотное уголовное следствие.
Новопашенного таскали на допросы, он объяснял причины возникновения излишков и что он не собирался ими воспользоваться в целях личного обогащения. Думаю, он говорил правду, но ему, естественно, не очень верили. Академии наук не было нанесено никакого ущерба, однако презумпция невиновности не действовала. Возникла реальная угроза тюрьмы и гигантских штрафных санкций, которые разорили бы семью. Защищая будущее своей семьи от конфискации имущества, астроном В.Б.Новопашенный не нашел лучшего выхода, чем уйти из жизни. Точную дату его смерти я не помню. Скорее всего, 1976 год или позже. Следствие прекратили. Дело закрыли.
Злой рок словно висел над Пулковской обсерваторией издавна. Не хочется вспоминать, как в годы "Большого террора" было уничтожено практически все руководство обсерватории. Это было частью разгрома ненавидимой Сталиным ленинградской интеллигенции. Потом во время войны обсерватория была полностью разрушена. Но и после войны имели место несчастные случаи.
В период белых ночей, ранним утром 24 июня 1982 г., по дороге от Московского вокзала домой в Пулково в автомобильной катастрофе разбился исполняющий обязанности директора обсерватории астрометрист К.Н.Тавастшерна (1921-1982). Последний раз я разговаривал с ним в Пулкове на банкете по случаю моей докторской защиты.
При следующем директоре -- Викторе Кузьмиче Абалакине -- поджог в подвальном помещении главного корпуса загубил кое-какие из хранившихся там редких книг, приобретенных основателем обсерватории В.Я.Струве и спасенных в период Великой Отечественной войны. Уцелевшие раритеты отобрали у обсерватории и отправили на хранение в город в Библиотеку Академии наук.
Еще позднее пожилой сотрудник обсерватории и грамотный исследователь ее истории Александр Николаевич Дадаев поднял страшную бучу по поводу моей публикации (совместно с моим аспирантом К.В.Ивановым) по архивным документам о послевоенных обстоятельствах, при которых полностью разрушенное во время войны Пулково было восстановлено в прежнем виде на старых фундаментах по личному приказу Сталина. Он никоим образом не отрицал приводимых фактов, но считал публикацию несвоевременной. Дадаев усмотрел в ней заговор руководства Академии наук и обвинил меня в злом умысле в ущерб обсерватории. Откуда что берется? Занятия недавней историей -- большой риск.
Хочу закончить повествование о данном периоде своей жизни поучительной историей. Шефом Серёжи Викторова по ленинградскому Физтеху был Грант Егорович Кочаров (1932-2007), человек суперактивный и пробивной. Ему-то и пришла в голову в общем-то дельная мысль попробовать получить Государственную премию СССР за осуществление научной программы исследований на "Луноходе-1". Я уже писал, что научные результаты экспериментов на луноходе были невесть какими, но они в понимании начальства были. Черновики документов для выдвижения на госпремию готовил в Ленинграде С.В.Викторов, а я в Москве доводил их до ума, поскольку представление на премию должно было, разумеется, идти от имени профильного института -- ИКИ АН СССР.
После жарких дебатов мы составили список из 12 кандидатов (больше не полагалось по регламенту), подхалимски поставив на первое место председателя Госкомиссии по луноходу, первого замминистра общего машиностроения, генерала Г.А.Тюлина. И того мы не смекнули, что Тюлин был сильно не в ладах со своим министром С.А.Афанасьевым. Министр не мог открыто на глазах у всех вычеркнуть имя своего зама, но он поступил круче -- он заблокировал премию целиком как "преждевременную". Дескать, обработка материалов еще не завершена.
Через какое-то время мы повторили попытку (уже без имени Тюлина), когда директором ИКИ успел стать академик Р.З.Сагдеев. Работа шла под заглавием "Разработка методов, подготовка и проведение комплексных научных исследований лунной поверхности с помощью "Лунохода-1" и "Лунохода-2"". На этот раз мы оказались много успешнее и прошли мелкое сито нескольких отсевов. Председатель Секции закрытых работ Комитета по Ленинским и Государственным премиям академик М.А.Садовский (директор Института физики Земли АН СССР -- специалист по ядерным испытаниям) поспешил поздравить по этому случаю Р.З.Сагдеева. Тот только презрительно фыркнул и сквозь зубы процедил, что его как руководителя института эта премия не волнует. Садовский изумился, но решил не тратить квоту без пользы: лучше дать премию в то учреждение, которому она важна. Причину поведения Сагдеева вы, дорогой читатель, легко поймете из последующих глав.
Шила в мешке не утаишь. Все подробности этой истории я конфиденциально услышал от ученого секретаря Секции Комитета, начальника спецсектора в институте академика Садовского, уникального прибориста-электронщика, специалиста по регистрации атомных испытаний Павла Васильевича Кевлишвили, который был поражен случившимся не менее Садовского: директор отказывается от Госпремии сотрудникам своего института. Такого в его долгой практике ранее вроде бы никогда не бывало. Кевлишвили не счел нужным держать этот вопиющий случай в секрете от жертв.
Много лет спустя, в 1989 г., уже после смерти К.П.Флоренского и накануне распада страны, три человека из нашей бывшей ИКИшной лаборатории получили-таки Государственную премию СССР за "создание первых детальных карт поверхности Венеры цифровыми методами и анализ на их основе геологии Венеры". Это было прямым продолжением наших предыдущих космических штудий, однако по форме другая тема и воплощали ее иные герои. Не было среди лауреатов бывших "луноходовцев" -- ни Флоренского, ни Кочарова, ни Серёжи Викторова, ни меня. Наши же обе попытки оказались, увы, тщетными. Это называется: по усам текло, а в рот не попало.
Свободное копирование
