13 мая
Утро провёл, делая клавир Концерта. В час пошёл в Консерваторию для прощального свидания с Черепниным, уезжающим завтра в Париж. По дороге в Консерваторию, на Офицерской, встретил целую компанию: Бай, Зейлигер и Захаров шли мне навстречу. Я остановился и мы весело заговорили о том, о сём. Все поострили над отверстиями в моей новой шляпе, устроенными для вентиляции головы, затем я любезно спрашивал у Захарова, хорошо ли ему ездилось по Волге, и, простившись со всеми, продолжал мой путь. Я очень жалел, что пришлось так мало поговорить с Захаровым: теперь уже неизвестно, где и как мы могли снова встретиться и «мирные переговоры» могли оборваться до осени. Сегодня он был мил и весело острил, но с Волги письма не прислал. Впрочем, это быть может и правильно, но вновь делать какие-нибудь выступления к перемирию - я не хочу; он же, верно, тоже не будет, хотя бы из боязни, что тогда я бросился к нему, спасаясь от ужаса одиночества; теперь же я мог успокоиться и передумать.
Придя в Консерваторию, я стал ждать Черепнина. В ожидании читал рецензии о вчерашнем. В большинстве рецензии только констатировали факт моего дирижирования, не вдаваясь в подробности и занимаясь солистами. В двух газетах меня вскользь похвалили.
Черепнин, забежав в Консерваторию на минутку, поехал по банкам по случаю отъезда за границу. Предложил мне сделать ему компанию; я был свободен и охотно согласился. Беседовали о моём будущем, Черепнин хвалил мою «вооружённость» с которой я выйду на житейские волны, и советовал мне отдать преимущество эстрадной деятельности, не законопачивая себя неблагодарной преподавательской. Уйдёт ли Черепнин директорствовать в Московскую Филармонию - ещё неизвестно, но если да, то, конечно, лучшим заместителем был бы Блуменфельд. А так как он иногда прихварывает, то ему в помощники могли бы назначите бывшего ученика, например Штеймана или меня. Расстался я с Черепниным у градоначальника в надежде встретиться через десять дней в Париже.
Вечером был у старца Сабурова; играли в шахматы.