Сергей Прокофьев. Дневник - 270

20 апреля

Вместо инструментовки захотелось сочинять пьеску для Ор.12, который я хочу начинить десятком пьес, несколько более популярными, чем мои другие пьесы. У Мещерских всегда мой «Гавот» называли «Ригодоном»; наконец я заинтересовался, чем собственно отличается ригодон от гавота и, порывшись в книге Петрова, нашёл, что это почти одно и тоже, но гавот в начале имеет две четверти за тактом, а ригодон - одну. Я как-то начал сочинять ригодон, но бросил, а сегодня на ту же музыку сочинился недурненький ригодончик, в который вошла и тема, когда-то предназначавшаяся для Концерта и состоящая из забавной последовательности побочных трезвучий и септ-аккордов. Немного посидеть - и ригодон будет готов.

Днём, чтобы пойти проветриться, ходил в Консерваторию; сидели с Максом на выпускном экзамене посторонних лиц («лиц, посторонних музыке» - по выражению Николаева). Какой славный 1-й Концерт Рахманинова (первая часть)! Несмотря на несостоятельность музыки и на некоторую детскость - какое приятное впечатление от искренности, нежности и прелестного настроения. Кроме того, он безупречно фортепианен и в нём безусловно нет служебных или неинтересных мест для солиста. Я говорю о первой части, второй и третьей я не знаю; говорят, они слабы. Послан Умненькой рассказ Муйжеля, вырезанный из «Огонька». Героиня очень напоминает Лидочку, но немного карикатурнее её, и герой бежит от неё к другой барышне, в которой жизнь бьёт ключём. Над заголовком я написал синим карандашом: «Этот рассказ несомненно посвящается вам, мой друг!»

Вечером был с мамой у Корсак, которые всегда милы ко мне; ради сохранения приличий надо было съездить к ним. От Корсак поехал к Рузским, у которых сегодня собиралась молодёжь. Ничего интересного не было, да я и не люблю бывать на их вечерах молодёжи: лучше, когда большие, т.е. господа музыканты. Если у Мещерских я люблю барышень и равнодушен к родителям, то у Рузских наоборот: я очень люблю родителей и совершенно равнодушен к девицам.

Мещерские и Рузские терпеть не могут друг друга, но у них есть общие друзья - Кишинские: две барышни и их брат. Старшую Кишинскую я знал и раньше, а вторую, Варю, я до сегодняшнего дня не отличал от толпы. Между тем она подруга Нины Мещерской в гимназии Оболенской, а Володя Дешевов, захлебываясь, восхищался её интересностью. Сегодня она сама подошла ко мне, и мы довольно долго говорили о Мещерских.

Во втором часу я удрал домой.