16 марта
Встал рано и пошёл в малый оркестр. Музыкантов собралось так мало, что прождав сорок минут, я посоветовался с помощником инспектора и распустил оркестр.
Дамская, сердце которой я, кажется, покорил, опять играла «Прелюд»; на этот раз лучше, а после моих указаний и совсем недурно. Соринка в глазу не унималась. Зашёл в глазную лечебницу (на нашей лестнице) и там мне вынули из глаза бревно. Сразу стало удобно смотреть - и очень весело. Позавтракав, посетил дантиста и фотографа, с которым дело кончилось миром, и он обещался приготовить те снимки, которые я прошу. Вернувшись, собрался заниматься, но явился Юрасовский, приехавший зачем-то из Москвы. По обыкновению громко разговаривал, морщился, слушая отрывки моего 2-го Концерта, признавался, что не поклоняется моей музе, и наконец сыграл невероятно пошлое скерцо из своего трио. Я ему оценил, что звучать скерцо будет прекрасно, а по музыке - дрянь. Юрасовский с готовностью согласился с этим. Зато его хор в высшей степени талантлив. Прощаясь с Юрасовским, я постарался отклонить его дальнейшие притязания на моё общество. Вечером занимался наклеиванием в чёрную тетрадь отзывов и рецензий обо мне, накопившихся с лета.
Читал в дневнике за ноябрь-декабрь только то, что касалось Умненькой. Очень интересно. Кажется, у меня никто ещё не заслуживал такого продолжительного и постоянного тёплого отношения, как милая 17А.