13 марта
В девять часов утра был малый оркестр. За отсутствием Черепнина я исполнял его обязанности. Прочёл и учил вторую и третью части 4-й Симфонии Бетховена, и то, и другое далось оркестру с трудом. Цыбина не было, у Дранишникова болела рука, я давал дирижировать Гауку. Он, видимо, машет дома и у него получается что-то вроде приличного взмаха, но оркестр мало слушается его. Вообще же оркестр держал себя довольно плохо, приходилось орать, но к более решительным мерам, дозволенным Николаем Николаевичем, как исключение из оркестра, я прибегать не хотел.
Усталый, я вернулся домой, позавтракал и пошёл к дантисту. Но дантист сам уехал к доктору, чем-то заболев, и сеанс не состоялся. Домой не хотелось - уж очень хорошая была погода, пошёл в Консерваторию на экзамен пения.
Я не прочь был послушать некоторых из знакомых оканчивающих и высидел экзамен. Дамская играла мне на арфе мой «Прелюд». Звучит как я себе представлял, но играла она плохо. Я сыграл ей на рояле так, как хотел бы, чтобы «Прелюд» выходил. Дамская с живостью обещала выучить его как следует.
Вернувшись домой, играл и писал дневник. По хорошей погоде тянуло на улицу. В восемь часов вечера встретились с Максом и пошли гулять по Невскому, набережным и мимо Умненькой по Офицерской. От Мариинского театра приехали ко мне в автомобиле. С живостью обсуждали поездку на Страстной неделе на Кавказ (Тифлис, Военно-Грузинская дорога). Для этого необходимо, чтобы ему дедушка дал хоть сто пятьдесят рублей, а мне, чтобы поднялись на бирже бумаги. Я продал «Железо-Цемент», неудачно купленный ещё в августе, с убытком в тысячу двести пятьдесят рублей, но выиграл на «Никополе» семьсот.