22 сентября
В сентябре в Сонцовку наехало много гостей: тётя Таня, тётя Катя, дядя Саша, Катя и Паля Игнатьевы. Было толкотливо, с виду весело, но, в общем, скучно. Все милые, все целуются, играют в «винт», но когда девятнадцатого я тронулся в Питер, то был очень доволен. Все же наши остались в деревне ещё дней на десять. Сегодня я приехал в Петербург и поселился на Сергиевской, в квартире Раевских, ибо наша новая квартира на Бронницкой пуста, заколочена и, вдобавок, обкрадена летом. (Впрочем, вещи нашли, а жуликов посадили в тюрягу). Около часу отправился в Консерваторию. Я соскучился по ней. Именно не по ком-нибудь, а по Консерватории, по всём этом собирательном понятии.
О ужас, в этом году поступило новых четыреста человек. Впрочем, это интересно. Новые лица будут.
У подъезда встретил Орлова, а у лестницы Захарова. Тот встретил меня отчаяннейшей руганью. До неприличия. Дело касалось нашей летней переписки и моих диких писем.
Словом, ещё немножко и мы бы поссорились. Я постарался дать более мирное направление разговору и узнал, что Есипова сию минуту придёт в Консерваторию и начнёт свой первый урок. Вовремя же я попал в Консерваторию! В журнал я ещё не записан - надо, чтобы я поймал её и представился ей. Через несколько минут вынырнул Мясковский. Я ужасно люблю этого милого Колечку. Летом мы с ним дельно и аккуратно переписывались. Бедняга всё лето просидел в пыльном городе. Кончает «Молчание», симфоническую картину. Вечером решили собраться у него.
Нас прервала Есипова, которая показалась внизу лестницы. Я отправился прямо навстречу и раскланялся. Она очень приветливо протянула лапку. Я приложился.
- Анна Николавна, позволите прийти в ваш класс?
- Пожалуйста.
Я был чрезвычайно доволен. С такой взбалмошной царицей - и всё идёт так гладко.
- Прокофьев, я вас запишу на пятницу, - сказала Есипова, когда все пришли в класс и она села за журнал.
Начала играть какая-то ученица, желавшая поступить к ней. Играла не слишком блестяще, но всё же хорошо. Есипова слушала, тут же сидел Глазунов. Когда та кончила, Есипова сказала:
- Что-ж, хорошо. Только у меня нет места в классе. Я не могу вас принять...
Той ничего не оставалось, как встать и уйти.
Затем играл Шуберт «Апассионату» Бетховена. Ничего, но в общем неважно. Затем ещё пара учениц... Я сидел и думал, что я могу сыграть и хорошо, и скверно. Могу блеснуть, но могу сыграть и неуверенно, хромая в мелочах. Я приготовил е-moll`ную «Прелюдию и фугу» Мендельсона. В пятницу её играть... Надо эти два дня подзубрить на зубок, проиграть Захарову и затем смело выступить перед Есиповой.
Прослушав двух учениц, я ушёл из класса. Было около трёх часов. Консерватория как-то затихла и опустела. Странно было видеть эту тишину, когда час тому назад всё кипело, как в котле, и в коридорах нельзя было протолкнуться.
Я ещё не намерен был уходить и, сидя на окне, болтал с каким-то теоретиком. Вдруг показалась Есипова, которая кончила заниматься. Так как я ушёл от неё, не дождавшись конца, то мне неловко было ей показываться, сидящим против её же класса. Я стремительно поднялся и отправился в противоположную сторону, к лестнице, и натолкнулся... на Верочку Алперс.
Она обрадовалась мне. Я тоже очень ей обрадовался. Что ни что, а Верочка самый милый человек в Консерватории. Будь она вдобавок красивой, я, видно, был бы в неё влюблён без ума. Впрочем, она возмужала и умеренно похорошела. Спасаясь от Есиповой, я быстро увлёк её вниз, и там мы проболтали около часу. К инциденту с Максом она отнеслась с интересом и удивлением. Я рассказывал смеясь, и говорил, что мне интересно посмотреть, как Макс поведёт себя, когда придёт в Консерваторию.
- Как вам не стыдно: что вы ему ответили! - сказала она, вспоминая гриб.
Говорит, что умерла Нодельман от тифа, в Евпатории. Мне жаль её. Мы хоть с ней не всегда ладили, она меня, кажется, не особенно любила, и даже одно время наговаривала на меня Верочке, говоря, что «ему особенно нельзя верить», - но всё же она была очень умная, практически умная, энергичная и живая. Как раз летом я несколько раз вспоминал о ней.
В половину четвёртого мы с Верочкой вместе вышли из Консерватории и вместе дошли до 1-й Роты. Там расстались. Я заехал на квартиру и отправился на свою Сергиевскую. Теперь вечер. Я устал и к Мясковскому не пошёл. Пишу дневник и играю Есиповой.
Свободное копирование
