КАК КУРИЛИ НАШИ ОТЦЫ
И во время войны и после, в пятидесятые и в шестидесятые курили везде и всегда, и редко кто делал замечание и просил не курить.
Нет, конечно были такие случаи и были такие люди, но это было так редко, что даже не припоминается.
Посмотрите любой старый фильм и вы увидите, как курят в комнатах, где дети или женщины.
Когда шло какое-нибудь совещание или заседание на заводе или фабрике или в правлении колхоза в маленькой тесной комнате, курили практически все и сизый дым стоял коромыслом.
Наш отец курил исключительно папиросы Беломорканал. (Беломорканал стоил 22 копейки).
Лучшими он считал папиросы ленинградской табачной фабрики им. Урицкого.
Табак Беломора, как его сокращенно называют, зверски крепкий, а отец выкуривал по две пачки в день.
И это при том, что в пачке Беломора не двадцать, как обычно, а двадцать пять папирос.
Попробуйте сейчас найти человека, который бы курил Беломор.
Даже мужики в деревнях и те предпочитают на худой конец сигареты Приму или Дымок (тоже зверские).
Папироса Беломор гаснет, как только ее кладешь на пепельницу, и отец постоянно чиркал спичкой, чтобы снова ее зажечь.
А когда папироса кончалась, он немедленно доставал новую.
Ему никогда не приходило в голову выходить покурить на улицу.
Он всегда ел очень мало и поэтому закуривал, пока мы еще доедали суп или второе. Над столом поднимались клубы дыма, но никого это не волновало.
Наоборот, мне очень нравилось, как курил отец, как он красиво доставал папиросу из коробочки, как изящно чиркал спичкой и гасил ее, плавно помахивая в воздухе, и я гордился своим отцом, настоящим мужчиной.
В 1963 году у него диагностировали рак легкого и удалили-таки одно лёгкое, конечно, настрого запретив ему дальнейшее курение.
Он держался года полтора-два, а потом снова закурил, сначала сигареты, а потом опять Беломорканал.
И курил с одним легким еще тридцать лет вплоть до своей смерти в 1992 году.
Наша бабушка тоже курила папиросы.
Причем самые дешевые - Север.
Стоили они 11 копеек, как мороженое Эскимо.
Бедной нашей бабушке коммунисты не платили пенсию, потому что она растеряла документы во время войны из-за частых переездов по всей стране, и она отчаянно экономила на всем, ради нас, внуков.
Бабушка родилась в селе Соляная Пристань, что около Астрахани, потом переехала в Казахстан, потом в Киргизию, потом в Якутск, оттуда в Подмосковье.
Но бабушка курила не для развлечения и не от хорошей жизни.
Дело в том, что в войну она работала телеграфисткой в ночную смену и, чтобы не заснуть, закуривала для бодрости.
В годы сталинского террора заснуть на работе и пропустить какую-нибудь важную правительственную телеграмму означало 25 лет каторжных лагерей на Колыме.
В начале шестидесятых бабушка огромным усилием воли курить бросила, считая это недостойным занятием для женщины.
(Удивительно, что сейчас пенсию платят всем, работал человек или нет, а коммунисты не платили бабушке, которая потеряла здоровье на каторжной работе и потом со сломанной спиной, согнутая пополам, растила трех внуков.
Помню, как она мечтала получать хотя бы десять рублей и не зависеть полностью от зарплаты дочери, нашей мамы.)
Сюда бы я добавил, что люди в те годы были более мужественными и закаленными.
Например: в те годы практически все ходили в меховых шапках, у которых специально для сильных морозов пришиты меховые уши, но даже в мороз опустить уши у шапки считалось недостойным, если не сказать позорным, для настоящего мужчины.
Мой отец при этом никогда не носил шарф, и воротник до верху не застегивал, грудь нараспашку.
Я, мальчиком, глядя на взрослых, морозил уши, постоянно оттирал их руками, но тоже не опускал уши, боясь, что буду выглядеть слабаком.
А сейчас, когда я вижу "мужиков" опускающих уши у шапки или напяливающих капюшон при плюсовой температуре, я говорю (шутливо конечно): измельчал русский мужик.