Мечты о прошлом - 15

 ГОДЫ УЧЁБЫ В ИНТЕРНАТЕ

В сентябре 1966 г. я проснулся рано и услышал разговор матери с отчимом: оказывается, моя первая учительница Ая Имановна сказала им, что у меня способности к рисунку. Родители решили меня отправить учиться в Ташкент, в интернат, где уже учился Арслан. Этот разговор я выслушал, лёжа в постели с закрытыми глазами и с захватывающим чувством предстоящих перемен в жизни. Я был рад ехать в Ташкент, откуда Арслан привозил связки таких вкусных бубликов.

Прилетел в Ташкент. У трапа встретили Арслан и Саша Карпунин. Саша был родом из Чимкента: у него в чимкентской школе обнаружили способности к рисованию и направили учиться в ташкентский музыкально-художественный интернат.

Наш класс примыкал к зданию художественного училища им Бенькова. Если перепрыгнуть с крыши нашего класса на крышу училища, то можно было попасть на его чердак. А там!.. - лежало множество холстов дипломных работ студентов, которые я, восхищаясь, перебирал. На этой же крыше я по воскресеньям писал этюды и рисовал. Учительница литературы, дежурная по интернату, звала меня обедать и выговаривала: «Ты думаешь, что чем выше заберёшься, тем лучше будешь рисовать?!». Как-то я забрался на крышу, а там Саша лакомится банкой своей любимой сгущёнки, спрятавшись от таких же сластён. Но меня угостил и помог дорисовать пейзаж. Все время моей учёбы в школе он относился ко мне с большой нежностью.

Саша пристрастился смотреть индийские фильмы, потому что нашёл в них близкую ему простоту и искренность. В последний раз я его видел, когда уже учился в институте. Длинное старое пальто, рыжая борода и голубые, добрые, детские, искренние глаза. Он сидел перед кинотеатром «Панорамный» на зелёной траве «бисиком» (так он говорил), сняв сандалии (очень любил ходить босой), читал японские хокку и медитировал. Говорил обрывками фраз: «Искусство… я никогда не пойму – откуда оно… наверное… интуитивное самопознание себя в мире». Он уже выставлял свои работы на выставках профессиональных художников. У Саши была гениальная рука рисовальщика, равная руке Рембрандта. Последняя посмертная его выставка была в театре «Ильхом» – несколько из немногих сохранившихся работ. Умер Саша в 38 лет, в 1989 году, – у него с детства было больное сердце. Недавно я увидел в Интернете, что Карпунин внесён в список известных художников России.

В интернате Саша сделал автопортрет из гипса. Это было повальным увлечением учеников художественного отделения после того, как старшеклассники, впоследствии известные скульпторы - Фарид Ахмедзянов и Павел Подосинников - показали нам, как снимать гипсовую маску. Мы намазывали лицо вазелином, вставляли тростиночку в рот для дыхания и заливали лицо гипсом. Странно было потом смотреть на свою маску как на посмертную, вроде маски Пушкина, которая висела у нас в классе.

Фарид Ахмедзянов и в школе, и в институте относился ко мне как к братишке. Он, Павел, «Кука» (Хикмат Гулямов) учились у могучего и колоритного скульптора Рафаила Немировского в мастерской, которая была на заднем хозяйственном дворе бывшего детского дома для одарённых детей. В этом дворе некоторые из них скрывались покурить и «одарённо» играть в лянгу. Но, скорее, в детдоме, преобразованном в 60-е годы в интернат, были не столько одарённые дети, сколько выдающиеся преподаватели музыки и изобразительного искусства.

Детдом номер 20 был создан ещё до войны на Бешагаче, по улице Байнал-милал, 2. Одноэтажные здания с толстенными кирпичными стенами классов и спален располагались в большом дворе с небольшим фонтаном. Для меня тогда это была целая страна! Через узкую дорогу был мясокомбинат. Оттуда иногда доносился смрад. Но оттуда же на площади Бешагач продавали удивительно вкусные пирожки - «гумма» по 4 копейки за штуку. Поколения студентов училища Бенькова, художественного института и института народного хозяйства были вскормлены этими пирожками. За этими пирожками приезжали со всего города, в том числе на своих машинах маститые художники – Перов и его жена искусствовед Фаина Михайловна Перова, их друг художник Талдыкин, – как в молодости. Теперь мясокомбината нет и, конечно, нет той гуммы.

Обучение детей музыке в детдоме началось когда-то с создания при нём духового оркестра. Позднее в детдоме были созданы отделения музыки, изобразительных искусств и балета, куда набирали одарённых детей со всего Узбекистана и Южного Казахстана. Были в детдоме и дети политических мигрантов – греков (Майя Гогу), курдов (Мустафа Иса Мула Шами.)

В 50-е и в начале 60-х годов директором детдома был Михаил Соломонович Оренберг. Легендарный директор. Он создал при детдоме цех по производству пластинок для граммофонов, где несколько часов в неделю работали ученики 9-10-х классов. Часть дохода от цеха использовалась для детей: в спальнях были «кремлёвские» ковровые дорожки, а зимой фрукты на столе. Заработок шёл детям на счёт в сберкассу и после детдома у детей были свои деньги на время становления «на ноги» или «на перо». Некоторые детдомовцы оставались работать в детдоме, как Вася Морозов.

Возможно, этот цех кому-то понадобился – и Оренберг попал под следствие и был осуждён за «хищения и эксплуатацию детского труда». На его место назначили И. В. Он пил, сутками не выходя из кабинета, и в годы его директорства цех пропал. После него директором, но уже Республиканской специальной музыкально-художественной школы- интерната была долгое время Мсырхон Норбутабековна Султанова. Помню, как она, обняв, успокаивала меня, когда я рисовал в мастерской ночью и случилось землетрясение 1966 года, – подо мной трясся пол, вокруг шатались стены, рушилась штукатурка с потолка... Я бледный выскочил во двор, меня трясло от страха.