Мама
Маму звали по-разному – в зависимости от места, где она жила: Хание Куртсеитова в Крыму; Ханна в Германии, Анна Жолдасова в Самарканде, Хадича Даулетбаева в Нукусе. У мамы в паспорте была запись «крымская татарка». Но моя двоюродная сестра Илия, которая видела её документы, когда жила у нас в селе Солдатском, говорила, что тогда в документах была запись: «национальность – еврейка». Запись же «крымская татарка» была уже в последнем мамином паспорте. Возможно, она и в самом деле была «крымская татарка», или же отец в начале 50-х годов, после антисемитской травли евреев, начавшейся с дела «врачей-космополитов», сумел «договориться» и ей сменили паспорт, переписав в крымскую татарку. Он был уважаемый человек, фронтовик, главный ветврач в Нижнечирчикском районе Ташкентской области и депутат районного совета двух созывов.
Вот что я записал из воспоминаний мамы:
«Я родилась в 1927 году в г. Ялта, где жила с мамой и папой в доме на набережной, напротив гостиницы «Ореанда». Папа меня баловал, носил на своих плечах. Я любила петь и танцевать, за что получала подарки от соседей и призы на детских конкурсах. У нас был свой сад и поле с пшеницей. В конце 20-х годов родственники звали отца бежать от большевиков в Турцию. Он отказался, остался в Крыму и, наверное, очень жалел об этом. Ему пришлось отдать новой власти сначала сепаратор, фаэтон и лошадь, а потом и корову. Переживал от того, что не мог кормить нас с мамой и умер, по-моему, в 1931 году.
После смерти отца мы голодали ещё сильнее. Ходили по крымским аулам за едой, которую обменивали на поношенную одежду. Помню, как я уснула, положив голову на её колени, когда усталая мама сидела на придорожном валуне. Как-то раз я залезла на дерево в чужом саду, хозяин меня грозно спросил, что я там делаю? Я честно ответила, что кушаю, а не ворую. Он сначала растерялся, а потом сказал, чтобы я больше не лезла в его сад, но с дерева не согнал.
Айше, моя мама, работала кем-то в колхозе, потом в каком-то санатории. После начала войны она оставила меня тёте, сказав, что мобилизована в горы, в партизанский отряд. Там и пропала без вести во время войны.
Как я попала в детдом – не помню. В детдоме были дети всех возрастов, от 2-хлетних до 17-летних. Детдом пытались эвакуировать из Крыма, когда германские войска подошли в Крыму, но наш поезд попал под бомбы. Мы бежали в лес, спотыкаясь о трупы взрослых и детей. Бродили между двумя фронтами войск голодные в лесу, ели корни трав, ягоды. Много детей погибло от ран и голода. Их трупы сначала пугали, но потом я научилась их «не замечать». Не помню как вернулись в Ялту.
Свободное копирование
